Дворец напитан ядом и интригой,
Как бы все пауки и змеи мира
Сползлись – в глазах любовь, в кармане фига,
И яд кропят во все – любые – дыры.
Кто белены плеснет соседу в ухо,
Кто ртутью сокрушит метаболизмы.
Конечно, неудобно, но по слухам,
Был казначей отравлен через клизму.
С утра мутит пажей и дам придворных,
Носы мокры, обледенели уши,
Принцесса не выходит из уборной,
Цианистого калию покушав.
Икает злобно церемонимейстер:
Ему коврижка чья-то подвернулась.
Собачка наугад лизнула клейстер
В дворцовой канцелярии, и вздулась.
Шампанское и сидр в ведерках мёрзнут,
Слюну пускают недруги и гости.
Король присел на стул, слегка поёрзав
И предвкушая ядовитый гвоздик.
Вот свита настороженно садится,
На канцлера король косится в гневе,
За то, что тот украдкой ягодицу
Щипнул его супруге королеве.
Король вскипел душой своей бескрылой.
Изобразив бесхитростную мину,
Омара с легким хрустом раскусил он
И канцлеру в фужер махнул стрихнину.
Омар горчил. Король заволновался:
Плеснул! Но кто?! Неужто – королева?!!
Покуда он для канцлера старался,
Тот справа ел, а королева – слева...
Тем временем обед вершится скучно
Десертной освежающей концовкой,
И гости разбредаются поштучно,
И к коменданту шлют за марганцовкой.
И сразу раздается, как из трюма
Рычание при очень сильном шторме...
Потом все отсыпаются угрюмо,
И к ужину опять в прекрасной форме.
...А на дворе стоит начало лета,
С небес течет мелодия покоя,
Сирень благоухает в море света,
И капельки дождя дрожат на хвое.
И то ли пролетарий, то ли бюргер
С поклоном подает тому, кто рядом,
Сладчайший аппетитнейший гамбургер,
Обляпанный по канту трупным ядом.