Ох, и гребни!… Просто гребни…
Гребешки… Все меньше вал…
Ветер стал вполне потребным,
Шторм стихал, стихал, стихал…
Засинели небо, море,
Посветлел глазами день.
Начиналась Фаулз-стори:
В море парус набекрень.
Колыхался он занудно –
Белый, грустный, холостой.
Повстречались мель и судно,
Риф и яхта, меч с мечтой.
С брега, явно удивленный,
Бородач, осклабив рот,
Наблюдал, как бриз соленый
Гнал к нему навстречу плот.
Будто провиденьем движим,
То есть, ветром перемен,
Был тот плот морковно-рыжий,
То есть, на плоту – яхтсмен.
Встреча пришлого со здешним,
Бритого с бородачом,
Торопливого с неспешным…
Междометья ни о чем,
В междусловиях – смущенье.
Пришлый плыл недель так семь,
Местный навыки общенья
Лет за семь забыл совсем.
За добычей пропитанья
День истек, пролившись вмиг.
Запах трапезы и тайны.
Костерок. Ночной пикник.
Гроздь бананов, манго чашка,
Чашка жареных жучков,
Ананасовая бражка –
Для развязки языков…
Здравицы природной ренте –
Яствам… Браге – тож хвала…
Уж акценты – не акценты,
Уж не сбивчивы слова.
Бритый говорил: «Награду
Сам себе вручаю я.
Десять месяцев я в Граде,
Весь в трудах. Потом – в моря!
И – во взгляде – вдохновенье,
И – в руках умелый джинн!..
На четыре измеренья
Я один, один, один!..
Лишь в морях себе ответишь –
В океане все всерьез –
Ты судьбу за горло держишь,
Иль она тебя – за нос?
Много счастья – тоже бремя,
Бьет тогда под дых Пегас.
Значит, снова Граду – время…
Следом вновь – раздолью час.
Но… Ты тоже здесь едва ли
Просто так. Ой, неспроста!
Чем тебя очаровали
Эти дикие места?
Здесь Русалка ножки режет?
Рыб Златых большой улов?
Ведь тебя ничто не держит:
Плот собрал – и всех делов...»
Местный молвил: «Да, мне остров
К Радости отмычкой стал.
Объясняется все просто:
Что искал я, то сыскал.
Рыбок я, признаюсь, вялю,
Жаль, что не ловил ундин…
Нет, мечтать мне не пристало,
Мне – рассудок господин.
Но иной сегодня случай –
Бунтовать, так бунтовать!
Господина мы проучим…
Не пора ли нам поддать?..
Йес!.. Еще по чарке можно.
Йес!.. Теперь – секрет мой, брат:
Как нигде я здесь надежно,
Фантастически богат!
Нет, мне побоку, о чем ты
Говорил. И этот пляж,
И вода до горизонта,
И небес ночных пейзаж –
Пусть вся лирика – в кармане,
От такого пустяка
Мне улыбчивей не станет.
Я богат – наверняка!
Помню, как меня – об рифы
И – сюда… Три дня я чах,
Жажда жала горло лихо…
Жажда. А не боль иль страх…
Ноги от блужданий ныли –
Ни ручья… Ну что ж – копать…
Но вперед воды разрыл я
Клад, индейскому под стать.
Отчего мне Божья милость –
Только черт и разберет.
Что мечталось – то свершилось:
И богат, и нет хлопот.
Не крутить с такой моралью
Мне по аду кругаля.
Выражаясь фигурально:
В этом – счастье, в этом – я.
Что ж, мой бражный братец, впору
Посмотреть на счастья свет,
На монет почти что гору,
Гору золотых монет!..»
Долго ль, коротко ль шагали
Двое, шаткие слегка…
Поутру они стояли
У гиганта-сундука.
Бритый, будто на закуску,
Грыз монету, нос кривя:
«Право, чтоб мне было пусто…
Но весьма наполнен я –
Ювелир я, и с дипломом –
А кому сейчас легко?…
Здесь… – гора металлолома,
Жаль, приемка далеко…
Плюс, еще одно «некстати» –
На латунь неважный спрос…
И кого теперь проклятить,
Что сюда я сунул нос?!»
Только-только смолкло эхо,
То, что вызвал этот спич,
Как случилась схватка века,
Беспримерно лютый клинч.
Снова эхо – в хохот горы –
От рычания борцов,
И для Солнышка – умора –
«Чииз ит из» во все лицо.
Слились в «ХИ!» стволы деревьев –
Потешался райский сад,
А сундук, почти кощеев,
Хохотал до желтых гланд.
Посудите, люди, сами:
Ювелир, как лев рыча,
Злыми, хищными руками
Удушал бородача.
Тот, не менее нещадный,
И не менее – колосс,
Ухватил вражину-гада
Мертвой хваткой… да – за нос…
Чем все кончилось, что вышло
Прочитайте между строк…
Я же эту стори – слышал,
А расслышал так, как смог.