* * *
Бог поглядел с тоскою на восток,
налил в стакан сто грамм холодной водки
и опрокинул солнечный желток
на серый круг вечерней сковородки.
* * *
Задумайтесь, пока метет пурга
и отменили питерские рейсы -
о чем молчат альпийские луга,
когда на них ступают эдельвейсы?
* * *
Поскольку я писал без перерыва
И возносил приветствия луне,
Я думаю, что это справедливо,
что весь рассвет достался только мне…
* * *
Я кашлянул в звенящей тишине,
И от шального эха стало жутко…
Расскажет ли утятам обо мне
под утро мной испуганная утка?
* * *
Мне кажется, что я уже не рад
Тому, что прихватил с собою «Никон»…
А вдруг не влезет в фотоаппарат
вот этот остров в зарослях черники?
* * *
Когда прибой слизнул мои часы,
у времени сменились очертанья,
и на мои пшеничные усы
упала тень чужого мирозданья…
* * *
Через каких-то несколько минут
На этом поле станет очень чисто,
и мыши Геростратом назовут
в своих мышиных мифах тракториста.
* * *
Четвертый день октябрь, не спеша,
несет дожди на ветхом коромысле.
Промокло все: и куртка, и душа...
Откуда же взялись сухие мысли?
* * *
Я счастлив был почти четыре дня:
читал стихи, смеялся анекдотам,
покуда не окликнула меня
в трамвае нелюбимая работа…
* * *
Мне надоело жить и не тужить.
Хочу тужить, стихи свои листая.
Никто мне не желает подарить
банановую хижину в Китае?
* * *
Ужель светильник разума угас
И все поэты протянули ноги?
Ну, почему, поднявшись на Парнас,
я никого не встретил по дороге?
* * *
Весь мир идет к достойному концу,
Но всем назло останемся в живых мы.
Вы знаете, а вам стихи - к лицу...
Но для чего на шляпке эти рифмы?...
* * *
Иссякло вдохновение. Беда…
А я еще над Созиным смеялся…
Любимая, когда ты шла сюда,
тебе случайно ямб не попадался?
* * *
Пусть у меня другие интересы,
Но разузнать я буду очень рад –
Кого мне рок определил в Дантесы?
Какой Сальери мне готовит яд?
* * *
Зачем я прочитал про «кубок Феба»!?
Оставив тело в северной глуши,
Моя душа опять умчалась в небо.
Теперь сиди, как дурень, без души.
* * *
Вы свой приход на завтра отодвиньте
И поживите от меня вдали.
Я заблудился в книжном лабиринте...
И не хочу, чтобы меня нашли…
* * *
Когда в тридцатом умер Маяковский,
И все рыдали на похоронах,
Почти полдня по улицам московским,
Глумясь, носилось облако в штанах…
* * *
Я весь погряз в сомнениях своих.
Я знать хочу до умопомраченья:
Мир существует только для двоих...
К чему же остальное населенье?
* * *
Как наша жизнь устроена хитро…
Я знаю точно (бросьте кривотолки!):
Когда меня ударил бес в ребро,
Мой ангел был в банальной самоволке.
* * *
Ничто не исчезает в этом мире,
И лишь семья – загадка бытия.
Когда нас стало четверо в квартире,
Куда-то делись двое - ты и я…
* * *
Я знаю, что в последний день весны,
Вернее – в ночь, по нашему проулку,
Когда жильцы в кроватях видят сны,
дома друг друга водят на прогулку.
* * *
Пусть за глаза «придурком» называют,
Признаюсь перед всем Череповцом,
что мне встречались пьяные трамваи
и рельсы с человеческим лицом.
* * *
Я к водке не испытывал влеченья,
Но все же выпил посошок с сосной,
Поскольку знал: нуждается в леченьи
природа, заболевшая весной.
* * *
Коня, коня! Полцарства за коня!
Я полечу из мест, где вы живете,
поскольку точно знаю: для меня
вчера расцвет багульник на болоте…
* * *
Я как-то вдруг случайно осознал
сквозь телевизионную сутулость,
что стал вдаваться в телесериал...
Не слишком ли тоска подзатянулась?
* * *
Идут года, и ты уже не ждешь
Ни радости от жизни, ни кручины.
По радио сказали: будет дождь...
О, Господи, не все ли мне едино!
* * *
Я спас себя. Ну, а других спасти
Уже не смог по подлости закону…
Простите, я могу приобрести
сервиз кофейный на одну персону?
* * *
Живешь, шутя, и даже спишь, шутя…
А смерть придет – шутя, сойдешь в могилу…
Во сне ты улыбалась, как дитя...
И с кем ты мне сегодня изменила?
* * *
Я вляпался в собачий непокой,
Разбив апофеоз собачьей драки.
Ну, неужели я и впрямь такой,
каким меня облаяли собаки?
* * *
Вечерний лес усталостью прошит.
Иду и размышляю сквозь усталость:
Кто целый час смеркал окрестный вид?
Что именно вокруг меня смеркалось?
* * *
Прогонишь из костей остатки сна,
Шагнешь во тьму и выдохнешь: «О, Боже!
Ну, до чего вечерняя луна
на девочку невинную похожа!».
* * *
Вот и еще один месяц
тихо подходит к концу.
В поисках детской смеси
брожу по Череповцу...
* * *
Наконец-то я решился
на поступок героический:
встал под утро и побрился
бритвой электрической.
* * *
Я подумал и решил,
съев в кафе тарелку супа,
что работать за гроши -
это более, чем глупо...
* * *
Онемевшими руками
я вцепился в небосвод.
Боже мой, как с дураками
в этой жизни мне везет!
* * *
Детективное агенство
“Широглазов и семья”
ищет в мире совершенство
и счастливые края!
* * *
Я боюсь сам себя за припадки тоски,
за недобрую страсть к оружью
и за мысли, что рвут на куски виски,
потому что хотят наружу...
* * *
Я задумался. И пока
мои мысли рвались наружу,
я нечаянно обнаружил
в небе перистые облака...
* * *
Вы простите меня, дурака,
но я вывел закон такой:
покойник - от слова “пока”,
а не от слова “покой”...
* * *
Все. Конец. Хочу в тюрьму.
Хватит извращаться!
Вы не знаете - к кому
это обращаться?
* * *
Фонарь на краю света...
Я его зажигаю каждый вечер
и каждое утро гашу.
Больше некому...
* * *
Постучал - и мне открыли,
мне открыли - я вошел,
я вошел - и в этом мире
сразу стало хорошо...
* * *
-Эй, кукшка, сколько лет
жить мне причитается?
Замолчала птица. Нет!
Это не считается!
* * *
За этот год, что по-своему свят
в моем переменчивом мире,
я глупых книг прочитал 50,
а умных - только 4.
* * *
Мои ненаписанные стихи
в вихре дней, пробегающих мимо -
это тоже стихи, но стихи-
пантомима...
* * *
Все стихи с пометою “Вологда”
были созданы мной, между прочим,
в закутке у мусоропровода
между двенадцатью и пятью ночи...
* * *
Если наступит такая пора,
что будет всем хорошо -
я из поэтов уйду в доктора
или куда ишшо...
* * *
Я с каждым годом становлюсь мудрей,
неспешно продвигаясь раз за разом
от станции Какой-То-Там-Андрей
до станции Тот-Самый-Широглазов...
* * *
Там, где слышны кривотолки
на полублатном языке,
лучше быть умным в ермолке,
чем дураком в армяке!
* * *
Опять я вляпался в общественную жизнь
и трачу драгоценные минуты
на поиски одной бездарной рифмы
к поскуднейшему слову “юбиляр”.
* * *
А вам бы все считать мои грехи,
ругать меня свиньей неблагодарной.
Вот кончу пить - и напишу стихи.
А вы трезвы, но все равно бездарны...
* * *
На себя не лгу специально,
но открою вам секрет:
я опасен социально,
потому что я - поэт!
* * *
За каплю покаянья на лице
готов простить повешенных на стеньге.
Но то, что я живу в Череповце,
нельзя простить ни за какие деньги!
* * *
Память мы увековечили,
закалили свою сталь...
Больше нам дождливым вечером
делать нечего. А жаль...
* * *
…Мои всегдашние причуды
с трудом ложатся на твое
остервенелое мытье
послеобеденной посуды…
* * *
О, как патриотичны черепане!
О, как порою думают они:
«А это ведь Рубцов о ресторане
сказал: «О, «Русь», храни себя, храни!»
* * *
Увидев свет в зашторенном окне,
Она затормозила у развилки
Своих дорог и вновь пришла ко мне
В печали, налегке и без бутылки.
* * *
Я после слов поставил многоточье
И задремал за кухонным столом.
Но не сумел присниться этой ночью
Какой-нибудь блондинке за углом…
* * *
Размытый путь, кривые тополя…
Все точно так, как в том стихотворенье…
Мне кажется, что здесь моя земля.
Или опять обманывает зренье?
* * *
Пришел рассвет в малиновой рубахе,
Плеснул росы в проклюнувшийся груздь.
И разогнал мои ночные страхи,
И расплескал мою ночную грусть…
* * *
Пока грустит озерная трава
На фоне августовского заката,
Я забываю нужные слова
И на блокнот взираю виновато…
* * *
Меня терзают смутные сомненья,
Которые ничем не утолить:
Бог пригласил меня на день рожденья,
А вдруг приду – и могут не пустить…
* * *
Обрушив поэтическую муть
На чистый космос жизненной криницы,
В который раз стремятся обмануть
Меня вот эти книжные страницы…
* * *
Простите, я сегодня буду строг
(Вы не меня – вы Музу оскорбили!):
Когда стихи стучались в ваш мирок,
Вы им специально двери не открыли!