Седеющий сверстник. Kакая банальность
под занавес петь лебединую песню.
Мы в Комнате Смеха. Кривая зеркальность
подразнит гримасой, как жалостной лестью.
...Некчёмная в прошлом мышиная серость,
что вторила эхом привычке и силе,
вдруг дух обрела, перепёлкой распелась,
желает, чтоб знали и даже любили.
Творцом и талантом себя величает,
свой старый мундир от медалек очистив,
победным венком самозванца венчает,
сплетённым бесстыдно из фиговых листьев.
Вопит, упивается самообманом,
внимания требует с гонором психа
и партию скрипки гремит барабаном,
не ведая звуков, чарующих тихо.
Всё кажется гному, что сам он предтеча
всего что открыл, чего люди не знают...
Но, может быть, так ему стариться легче
и самовеличье ему помогает?..
…А бывший, большой и почти легендарный
тоскливо решает нерадостным утром,
как всё, что он создал, ничтожно бездарно,
в сравнении с вечным, несложным и мудрым.