Вечерние свистки, шуршанье шин.
Все звуки мреют в странном отдаленьи.
По загорелому лицу моей души
Скользят прищуром облачные тени.
Темнеет неба северная грань.
Гроза ещё в раздумье перед входом.
Шах королю. Идёт к концу игра.
Я выбираю белую свободу
ход делать первой. Я к тебе иду,
Земля, обетовáнная издревле.
Замешан воздух пыльный на меду,
и перья, чуть покачиваясь, дремлют
на шляпе, позабытой на скамье.
Из века в век пройдя, ошиблись дверью.
Я постою немного. Так безбольно мне…
И, кажется, я начинаю верить
что есть минуты высшей тишины,
когда, перед началом новой эры,
дух, изнемогший в мареве войны,
взрывает зачугýневшую сферу,
и – наг и светел – предстаёт на суд.
А судьи отпустили все грехи…
Ладони ветра ласковы к лицу,
И нежен шёпот млеющей ольхи.
Гром о борьбе пророкотал. Тем торопливей
сбегают люди с улиц, уступая
пространство приближающимся ливням.
И, хлопокрыло взмётывая стаи,
Весна вступает на остывший полигон.
Плывёт над небом горьковатый запах дыма.
Душа сама берёт в шершавую ладонь
Старинный посох пилигримов.
24 апреля 2003 г.