Из Литургии Юродивых

Николай Пинчук
Николай Пинчук

из «Литургии Юродивых»

Песня нищих на паперти

Вам - туда, да вам - звезда молода,
нам - сюда, да нам слюда в провода.
Вам - дуда, да вам - хоругви вперёд,
нам же, может, кто копеечку снесёт...

Вам - храм-тарарам,
нам - срам по дворам,
без Христа за пазухой.

Вам - храм-тарарам,
нам - сто грамм докторам,
без дождя за засухой.

Вам - храм-тарарам,
нам - хлам пополам,
без креста нательного.

Вам - храм-тарарам,
нам - хам, да пахан
близ белья постельного.

Чем ни тешимся - всё плачем,
что ни выпьем - всё не в меру,
что ни скажем - всё иначе,
что ни просим - всё без веры.
Ох, нищета!..

Нищета ещё та:
сели на паром,
а он - топором.

1993


Колокольня

На дожде подросла колокольня,
а около
накануне на голом колу
 умер колокол.

Колокольня горда мытой маковкой
как наградою
и не помнит распятого рта
за оградою.

Да и что ей до этого рва,
криком рваного,
коли в город гребёт карнавал
караванами?         

Как красива она, как стройна -
 любо-дорого!
 Ай, сладка её плоть из вина
 да из творога!

 Ну так грянем грядущему песнь
 забубенную!
 Растечётся гремучая спесь,
 пойло пенное,

 будут лясы да плясы греметь
 над околицей...
 Эй, юродивый! Тюкни-ка  медь,
 пусть расколется!

 Из осколков монет накуём -
 эх, разменные!
 Это ж сколько на вас мы попьём
 в ночку энную...

Только утром утрата видней:
 пусто.
                Звонница...               
- Ты не помнишь, что было на ней?               
- Что-то помнится...

Но похмелье как мелом мело -
всё забелено,
всё забыто, завыто зело,
да заблеяно.

И с чего это стало знобить -
лето, вроде бы?
Разве морду кому тут набить?
Эй, юродивый!

Колокольня огарком свечи
стоеросовой
возле паперти мнётся, молчит,
безголосая.

Может, снова чего соберёт
по копеечке?..

1997

К  исповеди
               
Не отрицай отчаянно
своей личины личной:
все комики печальны,
все трагики - комичны.

1998

+       +       +

Молись обо мне,
но без страха и страсти молись.
Молись обо мне,
без печали и боли молись.
Наши пальцы уже расплелись,
наши руки уже поднялись
к небесам,
мы почти вознеслись -
погляди, мы уже вознеслись!..
Веселись обо мне,
веселись.

Не мечтай обо мне,
наяву ли, во сне - не мечтай.
Не мечтай обо мне,
ни своим, ни чужим не считай.
Будешь гнать - не уйду,
я и не приходил,
позовёшь - не вернусь,
я и не уходил...
Не мечтай обо мне,
просто - знай.

Не проси у меня,
всё, что дам я тебе - не проси.
И прости мне меня,
и себя за себя ты прости.
Попрощайся со мной,
да скорей отпусти.
Попрощайся со мной -
нам опять по пути!
Разреши нам идти,
и - иди.

И молись обо мне.

 1994


Он

(Неизвестный Апостол)

Не видит снов, не знает новостей,
событий прежних в памяти не держит.
Не строит дом и не зовёт гостей,
в лицо не узнаёт одних и тех же.

Ломает хлеб. Уходит, не поев.
Бросает деньги в мусорную яму.
Идёт один, уверенный, как лев
и добродушно гладит обезьяну.

Не проверяет слёзы языком,
не надевает белую одежду...
И в спину получает грязи ком,
и в этом видит право на надежду.

1989

ЕВАНГЕЛИСТЫ

Лука

Под утро Тибр холоден и звонок -
языческая, дикая река!
Тельца к воде выводит пастушонок,
мальчишка с гибким именем Лука.

Копыта мнут прибрежную осоку,
ломаются сухие камыши,
телец, задравши голову высоко,
в поток, ему неведомый, спешит.

И, трижды погружая тело в реку,
телец мычит, шатая стоном тьму.
И все - от муравья до человека -
внимают очарованно ему.

Марк

«Да будет!» - и с песков, от зноя красных,
несёт горячий ветер львиный рык.
На стены Город уповал напрасно,
гранит не твёрже торфа и коры.

Лев шествует по улочкам, что кривы,
и юноша, лицем как херувим,
вцепившись в кольца огненные гривы,
нагой и смуглый, строго правит им.

Дымится Плоть в клыкастой львиной пасти -
Живая Плоть, и Кровь с Неё течёт.
И юноша, деля Всё То на части,
голодным и убогим раздаёт.


Матфей

«Мир дому твоему!» Усталый странник
смиренно занимает край скамьи
и молча наблюдает шумный праздник
довольной миром и собой семьи.

Доев остатки, кланяется низко,
чтоб тут же, на скамье, потом прилечь,
а чуть заря - уходит в путь неблизкий,
оставив обоюдоострый меч.

И кто-то из домашних да проснётся
и встанет дверь за странником прикрыть...
И грудию в сенях на меч наткнётся,
и счастлив будет с этой раной жить.

Иоанн

Имеющий печаль, её исторгни -
да будет всяк прощён, кто сам прощал!
Здесь нет уже страдания и скорби,
нет времени, как Ангел обещал.

Великий Город, Новый и Предвечный -
он пуст пока, но ждёт своих жильцов,
и лентами украшенные свечи
расцветят вскоре Царское Крыльцо.

А в центре - сад, и в нём Лоза Живая,
и что ни кисть - от ягод тяжела.
И светлый старец ягоды срывает
и кормит ими белого Орла.

Великий пост 1992