В таверне было как всегда: полным – полно народу,
Где мужики, где солдатня, и знатные по роду,
И брага там рекой лилась, и вина – медовухи,
Лишь деньги там имели власть, а жизнь в цене полухи.
В том королевстве на беду хворал седой Король,
Болтали будто – трубадур, босяк был в детстве мол.
Что много пел, и вот устал, и как это не глупо, -
Но не заменит песня сталь и дщери Гваделупа.
Когда уж за полночь пробил на старой башне звон,
Все разгулялись, что есть сил, забыв про долг и трон.
И вдруг один из них привстал, и крикнул во всю мочь:
«Давайте выпьем за металл! И королёву дочь!»
И грохнул смех: «Ура!», - Салют! отдали шутнику,
И лишь один остался тут, сидеть в своем углу.
Он был одет в тяжелый плащ и капюшон глубокий:
И не богач, и не бедняк, и видно, что с дороги.
Он вздрогнул как-то, но смолчал, дождавшись тишины,
Стряхнув с себя свою печаль, и крикнул: «Братаны!
Кончай хл***** уже нектар, там смерть пришла на Юг,
Идёт война, везде пожар, и не найдется плуг!
Вам скоро здесь придет конец, неделя есть вам срок,
И не спасет вас ни творец, ни бес и ни пророк!»
Сказали бражники: «Ты – врёшь!», и на смех незнакомца,
«Ты кружку с элем все ж положь, уже не видишь донца!»
Прошла неделя, и кошмар пришел под стены в город,
И как игрушечный был вал, - столь многочислен ворог.
В таверне тихо и темно, нет ни воды, ни хлеба,
И непрерывно колокол гудел и бился в небо.
Всем стало ясно – умирать, в бою осадный город,
Не отступиться ни на пядь, но всё же слышен ропот:
Здесь нет пощады никому, и ключ от врат давно на дне!
И лишь в покоях королю открылась истина в вине.
Оделся он как будто встарь, в холщевые одежды,
И углубился в вражий стан, лишь с лютней и надеждой,
И там, представившись шутом, смешил и балагурил,
Как будто здесь его престол, не сломлен, не согнули!
Пришел вожак на смех и крик и долго хмурил брови:
«Эй, шут, ты острый на язык его бы вырвать, что ли?
Но шанс один тебе я дам, ты нужен мне поскольку,
А после штурма и карман бренчать твой будет звонко.
Ты сочинишь балладу - гимн, как город нами взят,
Где я герой на всех - один, прославь в веках мой стяг!
Ну а тебе – простая жизнь, так радуйся же, смерд,
Что снизошел к тебе я вниз, да и отсрочил смерть!»
Ну, хорошо, сказал Король, пусть будет по сему!
Тогда певцов ко мне изволь, что б обошли страну,
Без них стихи, увы, мертвы, им память коротка,
Как незаполненные рвы! Как чай без молока!»
И улыбнулся гордый Враг, сказал: «Да будет так!»
И так в учение к Шуту попал простой бедняк,
Ну а Король задумал песнь, и хитро сплел слова,
Что непонятно кто же здесь - Герой, а кто – Балда.
И город свой он не забыл, и в рифму время и места,
Отдав последние из сил, он умер близ костра.
Но разошлись его певцы, в железных башмаках,
И в каждый театр, в каждый цирк, пришел один из ста.
Быстрее птицы песнь летит, из уст в уста, покуда,
Поёт душа и жив пиит, должно свершиться чудо:
Король уж мёртв, а песнь жива, хватило пяти дней,
Лишь для того, что б вся страна узнала о беде.
И собралась большая рать, хоть и бессметен ворог,
Но крестит сына в битву мать, и в кузне звоном – молот!
Пришли и выбили врага, и путы - разрубили,
Но не нашли ни Короля, и ни его могилы!
И в этот город повелось, с тех пор съезжаться люду,
Которым власть, что в горле – кость, что б избежать осуду.
И стал тот город – Менестрель, певцов, бродяг столицей!
И словно ветер со степей к ним прилетала Птица,
Седая, словно пепел битв, с огромными крылами,
Её воинственный мотив, сердцами только правил.
В таверне было как всегда полным – полно народу,
Где мужики, где солдатня, и знатные по роду.
И брага там рекой лилась, а повесть продолжалась, -
В ней Птицу звали Королем, и выдумки лишь малость.
05.30.2003