Лазарь

,, Ты, если хочешь, можешь повторять
за мною слово в слово эти песни
а им, наверно, я не знаю сам -
чуть меньше тысячи, их пели и в Милете,
провинциях Китая, Апамеи
представь себе : что, если Артаксерксу
шептал о них рассерженный Аман?,,
Я распрощался с беспокойным Даном,
все потому, что лучший друг - чудесно,
но хочется сбежать скорее к Марте,
верней туда, где я ее увижу,
и не обяжет встреча ни к чему.
Ее семья - сефардские Евреи -
испанские страдальцы, Иудеи,
и не найдется ни одной уловки
их в чем - нибудь нелепом упрекнуть ...

Всесильный был так милостив ко мне,
что я, беспечен , робок и свободен,
по улице к колоннам Синагоги
спустился на привычную молитву.
Суббота величавая, Царица,
и ничего нельзя Еврею делать -
ни написать письмо, ни позвонить
из иешивы маме или брату.
Я опоздал немного. Ничего.
Вошел и огляделся. В малом зале
за ширмою сидели Анна с Мартой,
и Марта позвала тихонько : ,, Лазарь !
Шабат шолом ! ,, Я ей кивнул, ответил,
достал сидур и обо всем забыл...

В тот вечер опоздавших было много.
Входили, суетились, разбирали
молитвенники и в дверях толпились,
а кантор пел, укрыв талитом плечи,
раскачиваясь в такт Древнееврейским
заученным ночами письменам,
закрыв глаза, но все ж уткнувшись в книгу,
как будто буквы легче разобрать
ресницами к странице прикоснувшись.
Подали свиток Торы и в тот миг
Соседняя церквушка зазвучала
Испуганно и грозно, точно шмель,
Застрявший в колыхавшемся бутоне.
Мы нашептали снова свой восторг
и восхищенье милостивым Богом.
Тут кто - то крикнул ,, руки, руки ,, , чтобы
напомнить - нужно выйти и плеснуть
из медного кувшина по три раза
и сесть за стол кошерный, провожать
дарованную Господом Субботу.

Вот мельтешенье бархатных ермолок
и шляп благочестивых ортодоксов,
а за столом напротив только трое -
Мария, Анна, Марточка моя -
она тянулась за слоистым хлебом
и минералку вылила на скатерть.
Раввин подергал бороду, сказал
,, Лехаим ! ,, ;замурлыкали мотивчик
совсем без слов, отстукивая такт.
Впервые я уже не мог дождаться
последней, завершающей молитвы,
смотрел на стол смущенно, на часы,
но вдруг заметил - Марты нет, сбежала,
а на столе оставила платок.
,, Где Марта ? ,, ,,Наверху в библиотеке...,,
Теперь не до поэм - еще Суббота!
Но все иначе, грубо, простовато.
Базарят горцы. Ни павлиньих перьев
Для пыли, ни гусиного крыла...
Я не дослушал женщин и зачем-то
взбежал наверх. В библиотеке пусто.
Закрыт и клуб, в центральном зале тихо,
у лестницы невнятные насмешки,
болтают на священном языке.

Она ! С ней плутоватая подруга,
хоть Марта вздором не увлечена -
тревожный взгляд, рассматривает книгу,
прислушиваясь, будто снисхождение
ее уютный хрупкий силуэт ...
Все описать по-русски невозможно :
кто слышал, чтоб ,, Леха Доди ,, пропели
на диалекте северных окраин
наивно Иудеев приютивших ?
,,А друг уже свою невесту встретил ,, ,
столица царства пробудилась к жизни,
зажгли меноры в Греции и Риме,
Хасиды в штатах выпили вина.
Благословенно Имя, светлый праздник !
Замедленное шествие Субботы ,
игривый запах трав и благородный
тяжелый, сложный аромат корицы.
,,А почему же вы ушли из зала ? ,,
,, Мы помолились. Дальше было скучно.
Шел разговор о свежем толкованье
про посвящение Моше рабейну ,, .
Тут Марта попрощалась с ашкеназкой
на идиш, резковато и задорно,
звучала речь немного по-немецки.



,, Поедешь на Покровку ?,, ,,Надоело,, .
,, Тогда в ,, Шолом ,, ,, Ну вот еще, опять ?
Одно и тоже - Зингер и Алейхем ,,.
,, А что тогда прекрасней театра , Марта ? ,,
,, Закончится зима и я уеду,, .
,, Уедешь ? Навсегда ? ,, ,,Не навсегда ,, .
,, В Израиль и, конечно же, Беэр - Шеву ?,,
,, Не только, но Эйлат увижу точно ,, .

Я обожаю море, где медузы,
летающие, как колокола,
моллюски, губки, перистые звезды,
коралловые рифы эйлатского залива -
выпрыгивает пена, плюется бирюзой,
крадется к темным лункам, рассыпаясь ...
А сколько можно привести подарков,
которых здесь не купишь ни за что :
молитвеннички с золотым обрезом
в роскошном и надежном переплете,
резные кубки, хануккии, перстни -
припомнишь всю коллекцию Гольдштейна :
Израильтянам все же далеко
до дрейзинских пейзажей - Яков Дрейзин,
известный каллиграф, однажды смог
и на зерне молитву нацарапать.
Так рисинка вместила сотни две
Еврейских изощренных загогулин.

Как выразить к Всевышнему любовь
и восхищенье Избранным Народом ?
Желать Израиль, как Менахем Бегин -
возможно, поезда спускать и грабить,
взорвать высокомерных англичан
и бриллианты, не моргнув, похитить,
но этого так мало для меня ...
Я мог бы стать солдатом, жить в трущобе,
уродливой и черной, как дворняга,
упавшая на йеменский песок,
чтобы в бреду бессвязном проклиная
и сказки братьев Гримм, и все, что Лютер,
обрушась на Еврейство, настрочил,
отвоевать и защитить песчинку
переболевшей и высокомерной,
горячей Палестины, самой первой
и слабой веры в счастье и приют.

Как дышится за дверью Синагоги,
тяжелой, неподатливой, высокой!
Да не снимай с меня ты шляпу, мальчик!
Малыш моих знакомых тянет руки,
а Марта улыбается лукаво.
Я должен промолчать, и я молчу.
Ребенок мне развязывает галстук.
Он кажется, доволен милой Мартою
и, заодно, покорностью моей.
,,Я провожу немного?,, ,,Проводи.
,, Ты приходи на Хануку к нам в гости ,,
,, Конечно, обещаю ! Жди подарка ,, .
Мне почему-то вспомнились игрушки,
какие видел дважды на витрине -
огромный ювелирный магазин
вместил и музыкальные шкатулки -
английские рояльчики и замки,
умеющие радостно продинькать
мелодии Вивальди и Шопена ...
Скорей бы золотая Ханука !
Кислев белее халы под салфеткой,
ночами небо щедро сыплет снег,
а христиане украшают елки
шарами и нарезанной фольгой -
Еврейка родила мальчишку-бога
католиков и сделалась богиней !
Деревья по утру обледенели.
За мусоркой - расколотый кувшин.
У вороненка маккавейский профиль
и он наряжен в строгий лапсердак.

Благословен Господь наш, Царь вселенной,
который чудеса явил в те дни
и заповедал зажигать светильник !
На восьмидневный праздник шум и игры -
разгромлены безумцы Селевкиды -
в домах развесят звезды и гирлянды,
раскрутят разноцветные волчки.

Счастливый Лазарь с вечера встревожен.
Принес подарок и открыл коробку.
Шкатулка разрыдалась, зазвенела,
а музыка - церковный сладкий гимн :
Аве Мария ! Матерь божья Мэри !
На крышке ангелочки и веночки
,, Ах что ты выбрал, Лазарь ! ,, ,,Я не знал.
Прости , неловко. ,, ,,Спрячем в шкаф шкатулку,
скорей, не то пристанет Соломон. ,,
Все лучше, чем булавка в тесных брюках
В Шаббат или промокшие ботинки,
Которые не высушишь у печки,
да эта неприятность - ерунда!
,, Где музыка играла ? У тебя ?
Ну дай послушать, Марта, хоть немного ! ,,
,, Он здесь уже. Я думала, ты тратишь
дмей Ханука ,, ,,А я уже потратил.
Купил конфет, фисташек, меда в сотах
и собираюсь угостить друзей.
О чем вы тут поспорили, скажите . ,,
,,Иди и не мешай ,,. ,, Что ты принес ?
Ты поиграешь с нами в прятки, Лазарь ? ,,
,, Но только не сейчас, пора идти.

Верни же нам семь пастырей, о Боже !
Открой святую руку и приблизь
спасение ! Благословенны свечи.
Благословенны праздничные дни.
Благословен тот час, когда впервые
подняв глаза, я рассмотрел звезду.
Моя звезда была шестиконечной,
и не на небе я ее нашел.

Не хватит слез, чтоб душу объяснить,
а слово легковесней и грубее,
когда в Израиль увела весна
все голоса и милые напевы.
Зашелестел далекий Ту би-шват,
цветет миндаль приятным наважденьем,
раскинувшись, как алеф, широко.

Пробитой коркой льда и мокрым снегом
мне показался первый теплый день.
Дан заболел, а Марта все читает
и ни о чем не хочет говорить.
Я посажу свой кипарис и кедр,
когда-нибудь ,но только не сейчас.
Как жаль- не в этот год, не в этот месяц,
не здесь! Сияет тающий сугроб.
Нет избавленья ,нет конца изгнанья.
Святая недоступная земля
пришлет орехи ,финики и смоквы,
гранаты, из которых брызнет сок,
такой необъяснимо злой и терпкий,
что сожаленья, горечь и тоска
ничто в сравненье с ним! Я знаю больше,
чем зерен, утаившихся в гранате
имен Евреев, галисийских кличек
и истинных фамилий и родов.

Клуб на Мясницкой, а вернее, хедер,
урок иврита, разговоры, сплетни,
запомню всех: Аптекмана, двух Кацев, -
хвастливых светлоглазых близнецов,
Гольдлуста, Тенненбаумов, Артура...
А кое-кто уехал и не пишет,
доволен только солнцем или морем,
тропинкой к дому, по которой прежде
ходил угрюмый праведник. Быть может,
и сам Христос. Пустяк, но веселей.
Обидно, хлеб остался тем же хлебом,
он поменял название, а вкуса,
увы, оригинальней не нашел.

Сумбурней сны, крупней и ярче звезды,
на суету взирает око мира,
забудь меня, моя десница, если
я перестану воспевать Сион!
Как алфавит, друг друга дополняя,
за буквой буква, вперемежку, врозь-
деревья - ,, самех ,, , ,, ламед ,, , ,,йод ,, и ,, хет ,, ,
а следом ,, хе ,, , склоненная печально.
Прости меня за то, что понимаю,
как неприятна пышность мессианства
и краски опаленные лампадой,
но не сумел остаться для тебя
внимательным полуночным Хасидом,
благословившим новую луну.
Какое счастье- затвердить молитвы,
не выпуская праведность из рук,
сохранную в тяжелом переплете,
поскольку нам латынь напоминала-
слова прозрачны, могут улететь.

Часы перевели .Встречать Субботу
приходят в семь .Сырая Маросейка
тревожит голубей и незаметных
глазастых кошек, диких и стыдливых.
Торговка на углу, пропахшем фаршем,
из ящика выхватывает булки.
А переулок тянет ниже, ниже
туда, где ангелы все голоса смешали.

Мне снится утро, легче и свежее,
чем ягода, упавшая на землю,
потом цветы, их ставит в воду Марта
и сжатый узкой вазою букет.
Льняная скатерть. Капли с круглых листьев.
Шуршанье за окном и пенье в доме.
Обрывки речи гоев и изгоев,
звучащей на едином языке.