* * *
Меня приняв за детскую игру,
Не торжествуй в житейской круговерти.
Мы все на грани бытия и смерти,
Как легкие травинки на ветру.
Все сбудется — и времена, и дни,
И небо, и земля, и судьбы сущим,
Но горечь, нам святая искони,
Полынью в веке прорастет грядущем.
И некто, не родившийся еще,
Венок сплетя над буйными кудрями,
Заплачет, сам не ведая о чем,
Одним лишь нам знакомыми слезами...
* * *
М. Волошину
Я, которая смотрела
Так на мир неутоленно,
Я, которая беспечно
Все шутила, как могла,
Захожу с тобой влюбленно
В град задумчивый и вечный,
Берегу с тобою, милый,
Что одна — не берегла.
Каждый взгляд и каждый шорох,
Каждый вздох и шепот листный
Тамариска, или дрока
И оливы на горе,
И зарницы белый всполох,
И полыни горький ворох,
Небо — и звездных омофорах,
Землю — в пенном серебре!
Я с тобой — совсем иная,
Захожу под своды света,
Не бездомная, не злая,
Что хотела — то нашла:
Беспокойный, жаркий пламень —
Полдень сил — и полдень лета,
Высоту! — и под ногами
Море синего стекла.
Озаренье! Что ни случай -
Все и так идет как лучше,
С пальцев брызги — круче, круче! —
Звезды белого огня!
Этот ток воды певучей —
Тайны молний и излучин, -
Все во граде, все во взгляде,
Устремленном на меня...
* * *
А. И. Цветаевой
Я — свидетель. Я случайный страж
Вечного, мгновенного, немого.
Я ему даю и плоть, и слово,
Заклиная прошлого мираж.
Я бесстрастный подвожу итог
Прожитому, знаемому свыше,
Слышанному! Только камень слышит
Так! — шаги со всех земных дорог.
Я гора. Я помню все следы.
Я песок, я галька у воды,
Над заливом кружащая птица,
Отраженье вод и облаков,
И в кромешной глубине веков —
Солнцем озаренная страница!
НА СМЕРТЬ А. И. ЦВЕТАЕВОЙ
Та, что ждала — и в Вечности взрослей,
Та, что пришла — и в вечности беспечней.
Сестра усталая, прильни к сестре своей!
Рука в руке — ни смерти, ни страстей,
Где на двоих отныне — Бесконечность
* * *
Час пограничности
И неизбежности,
Час органичности,
Молвы и нежности,
Полночный час безумств,
Пустынный час разлук,
Час добрых помыслов
И покаянных рук,
И покаянных глав,
И окаянных глаз,
Час одиночества
И обладанья час! —
Нахлынет сумраком,
Окрутит мороком,
С пустынной улицы
Вкрадется ворогом.
Час самых тяжких ран
И самых трудных тем,
Один всего и дан
На каждый Божий день!
* * *
Из всех стихий медлительных и быстрых,
Подвластных человеку и луне,
Мне жаль лишь той воды кристально чистой,
Что в вечность утекла еще при мне.
Что не войду в ее опал и пламя,
От суеты храня тревожный взор,
Как дважды не становятся врагами
И дважды — не восходят на костер...
25 августа 1993, Лисья бухта
* * *
Тот блажен, кто тобою богат,
Но ослепший — блаженней стократ!
Коктебель (будто колокол взмыл!)
То ли стон, то ли сон в полнолунье,
У последнего проблеска сил –
Половодье мое, полоумье!
Над твоей колыбелью степной,
Киммерийской летейской волной,
Напоившей поля асфоделей,
(Будь им имя — гранат или дрок),
Мир застыл. И на вещий порог,
Словно тени, легли параллели...
Тот блажен, кто тобою богат,
Но ослепший — блаженней стократ!
* * *
Сердобольный сердолик!
Ты яви свой красный лик
Нам, желанным, нам, незваным,
Нам, явившимся на миг.
Странен век, и странны мы.
В бесконечном лунном беге
Странны наши обереги,
Как осколки вечной тьмы.
Но пока еще язык
Вещих строк подъемлет влажность,
Мы, презрев земную важность,
Узость троп, морей протяжность,
Воспевая непродажность,
Ищем красный сердолик!
* * *
О, вечная вторичность! Где предел
Тебе в стихах и в смене впечатлений?
И даже жест, которым на колени
Встаю, — и тот подчас уже не смел!
О, вечная оглядка на иных,
В ком стройность и уверенность осанки...
О, чудный лик бессмертной египтянки
По стенам первозданных мастерских!
Тебя бегут забвение и тлен,
Владычица Полынного острога.
И я перед тобой — встаю с колен
Тем жестом, что дарован мне от Бога!