Ухватиться за строчку. За веточку... Память легка
и скользит по воде, точно легкая лодочка. Рыжий
непоседливый блик. Над рекой – синева. Облака.
Зацепиться за слово. Случайно. Нечаянно выжить,
уцелеть. Целовать. Упиваться. Текучи часы.
Полусонны уста. Аромат чабреца и полыни.
Запрокинула голову, и – привставая на цы-
почки – снова тону: то ли в небе пронзительно-синем,
то ли в синих глазах. У Офелии пальцы легки
и прохладны. Касанья изысканны. Волосы льются.
Ты меня наряжал то в туман, то в мечты, то в стихи,
то в прозрачные воды реки. Не давая очнуться,
не давая понять – то ли явь, то ли призрачный сон
закружил нас, смешав акварель – многоцветие лета,
ты любил меня так, что песчинки песочных часов
замедляли свой бег, и текли, точно долгие лета,
все мгновенья счастливые наши – длиннее, чем жизнь.
Ты любил меня так, что сильнее – ни капли не выжать
из души, кровоточащей нежностью. ...Память дрожит
на поверхности вод. ...Безнадежней, безжалостней, ближе
злополучное дно. Захлебнулась. Увы, разлучить
отраженье и тело, надежду на нежность – и нежность
оказалось несложно. А впрочем, неважно. Горчит
сожаленье о прежнем, утраченном. Но в безмятежном
полусонном теченье речных несговорчивых вод
ни ответа, ни жалости, ни утешенья, ни кары.
И уже не увидеть – то ль облако в небе плывет,
то ли тень пред глазами – глазам помертвевшим и старым.
Милый Гамлет...