ПОПЫТКА ЭМИГРАЦИИ
ЕВРЕЙСКОЕ СЧАСТЬЕ
По зыбкой наледи скользя,
Я шел сюда сквозь лагеря,
Через охрану и конвой,
Борясь с людьми, борясь с судьбой.
Я шел сюда через мороз,
Сквозь горечь непролитых слез,
Шел, попирая-страх и боль,
Борясь с людьми, борясь с судьбой.
Я шел, когда идти не мог, -
Мне помогал, возможно, Бог, -
Я шел, когда идти нельзя,
Когда огнем грозит земля.
Шел сквозь тайгу, сквозь тундру шел,
Туда, где Родину нашел.
Туда, где только нас и ждут,
Где нас обнимут и поймут,
Где дух основан на Дати,
Где можно истину найти.
Где человеку человек
Не враг, а друг который век,
Где каждый мне сосед и брат,
Где я ни в чем не виноват.
Куда, по наледи скользя,
Я шел всю жизнь сквозь лагеря.
ИЗРАИЛЬ
Мне кажется, что я опять в Москве,
Из-под машины выскочил счастливо...
Нет, я сижу тихонько на траве
В каком-то парке в центре Тель-Авива.
Никто не смотрит хищно на меня,
Никто не просит закурить и денег,
И даже пламя вечного огня
Не бьется у заплеванных ступенек.
Не громыхает хиленький трамвай
С нашлепками о "баунти" и "марсе",
И никакой прохожий негодяй
Не рассуждает о рабочем классе.
Никто про перестройку не гундит,
Никто не вспоминает время путча.
И то, что человек в траве сидит,
Ничье самосознание не мучит.
Все порвано давно. Закрыт хэшбон,
Я к "должности" олима привыкаю.
Здесь мне не скажут: убирайся вон!
В очередях меня не затолкают.
Символик нет, хоть символ - вся страна,
И нет плакатов с текстом дебилизма,
А вот детьми исписана стена,
Но в надписях не славится Отчизна.
В их тексте больше слово sex видно,
А может быть, чего-нибудь похуже...
Зато не хлещут горькое вино
И меж собой так трогательно дружат.
Они горды так Родиной своей,
Своей такой малюсенькой страною,
И так они похожи на людей,
Что я, порой, от зависти к ним вою.
И зависть эта вовсе не во грех,
Я вою лишь о том, что был закован,
Что я среди ребяческих утех
Не замечал, насколько обворован.
Что я кричал: "Москва, моя Москва!"
И слал привет кремлевским воротилам...
Москва. Москва... Я убежал едва,
Чтобы дожить умеренно счастливым.
Чтоб на траве тихонько посидеть,
Ничей покой при том не потревожить,
Чтобы чуток под старость поумнеть,
Порадовать детей счастливой рожей.
И, если вспыхнет в памяти Москва,
Которую покинул торопливо,
Вмиг успокоят воздух и трава
В каком-то парке в центре Тель-Авива
СЕМИТСКАЯ ПЕСНЯ
Не надо рассуждать и спорить,
Не надо долго говорить.
Чтоб расставание ускорить,
Давайте просто уходить.
Давайте просто хлопнем дверью
И вниз по лестнице сбежим,
Давайте просто не поверим
Всем обещаниям своим.
Давайте ставить все акценты,
Ведь между нами только ложь,
Мы русской мафии клиенты
В одежде странной - из рогож
Я бы и рад в Россию верить,
Но ведь она в меня плюет,
Лишь в лагерях меня лелеет,
Лишь в пересылках признает.
Ну как смириться мне с Отчизной,
Когда меня зовут жидом.
И всей своей кровавой тризной
Напоминают мне о том.
Я не хочу совсем прощаться
Без обещаний и без слез,
Но нам приходится расстаться,
На этот раз уже всерьез.
ПРОФЕССОР
Старик еврей играет на баяне,
Коробка рядом с мелочью стоит.
Старик играет. А на заднем плане
Весь Израиль обыденно гудит.
Старик недавно въехал из Одессы.
Профессор и немного музыкант.
Играет он заученные пьесы
И агородам бесконечно рад.
Старик не знает местного наречья,
Он тут недавно - что ему иврит.
Немеют от баяна его плечи,
И мучит пальцы рук его артрит.
Он доиграет слабенькую пьесу,
Пойдет тихонько в ближний магазин...
А вечером он вспомнит "за Одессу"
И жалобно вздохнет старик-олим.
ШАБАТ
В России, извините, непогода.
В России, как известно, холода.
Огромное количество народа
Идет там удивленно в никуда.
В Одессе - дождь со снегом за купоны
Там даже корку хлеба не купить.
В Калининграде - жесткие законы:
Запрещено смеяться и любить.
Под Минском снова вымерзла картошка.
В Саратове взорвался бензосклад.
В Норильске потеплело, но немножко.
В Рязани есть немецкий шоколад.
По СНГ прошли антициклоны
И близятся шальные "выбора"...
А я иду сегодня в синагогу,
И мне погода ваша "по хера"!
ЕВРЕЙСКАЯ РУЛЕТКА
Не надо пистолета ствол суровый
К виску с шальной отвагой приставлять.
Гораздо проще изувечить словом,
Ведь слово может даже убивать.
Что нам удальство доблестных гусаров?
Иную удаль обретем мы тут:
Научимся гордиться той державой,
В которой нас под праздник не убьют.
Ах, русская рулетка! Гусарская игра.
На нас иная метка. Иная нам пора.
В еврейскую рулетку научимся играть.
Судьбы своей монетку на шекели менять.
ОБРАТНО В РОССИЮ
Все было так, как мы и ожидали,
В трамвае нас слегка обматерили,
Все было так, как мы и представляли,
В России нас покамест не забыли.
Когда мы вылетали, в Тель-Авиве
Все было, как обычно, очень мило.
Когда же мы в Россию прилетели,
То мы сперва немного охренели.
Таксисты окружили нас нахально,
Ну, а потом отхлынули печально,
Какой-то частник рьяно торговался,
Но тоже опечаленно убрался.
Потом мы, попросив совет у Бога,
Спросили, где тут рядом синагога.
Нам исполком под флагом показали,
Но помолиться в доме том не дали.
Ну, а потом, как мы уже сказали,
В трамвае нас слегка обматюгали,
А чтобы мы про Израиль забыли,
Нам ноги аккуратно отдавили.
Мы шли домой, не ведая беды,
Напрасно шли, как вскоре стало ясно,
Всю воду в доме "выпили жиды",
Соседи объяснили зто страстно.
А так, как все евреи - в Тель-Авиве,
Нас, вместо них, легонечко побили.
Когда ж соседи выбились из сил,
Мы убрались обратно в Тель-Авив.
ВОСПОМИНАНИЕ
Когда в Росии этот диктофон
Включу, чтобы прибой опять послушать.
Чтобы цикад опять услышать стон,
И полечить встревоженную душу.
Когда я этот диктофон включу,
Я будто бы в Израиль улечу.
Я буду вновь стоять на берегу,
И море будет по песку струиться.
Я хоть на час с России убегу.
Чтобы у моря счастью научиться.
А может быть, российский наш жандарм
Мне не откроет визу за границу,
И я в снегах концы совсем отдам,
И не смогу в Израиль возвратиться..
Но даже в очень строгих лагерях,
Где от мороза каменеют нервы,
Я буду счастлив, что бывал в краях,
Где хор цикад над морем Средиземным.
ЕВРЕЙСКОМУ БИЗНЕСМЕНУ
Не надо шекели мусолить
И их на доллары менять,
Не надо тут свой бизнес строить
Монетой чувства подменять.
Мы все давно сидим по уши
В свое, торгашеском, дерьме,
А ты готов дерьмо то скушать,
Забыв, что ты в родной стране.
Ты должен был себя оставить
В России вьюг и лагерей,
Ты должен тут свободу славить,
А ты рабом стал шекелей.
Забудь. Достать себя иного
Из опоганенной души.
Венцом всему отнюдь не доллар,
А твои дети - малыши.
Вложи себя в них без остатка.
А жить для денег - это гадко.
ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В ИЗРАИЛЕ
Мне кажется, что я опять в Москве,
Из под машины выскочил счастливо.
Нет, я сижу тихонько на траве
В каком-то парке в центре Тель-Авива.
Никто не смотрит хищно на меня,
Никто не просит закурить и денег.
И даже пламя вечного огня
Не бьется у заплеванных ступенек.
Не громыхает хиленький трамвай
С нашлепками о "баунти" и "марсе"
И никакой прохожий негодяй
Не рассуждает о рабочем классе.
Никто про перестройку не гундит,
Никто не вспоминает время путча.
И то, что человек в траве сидит,
Ничье самосознание не мучит.
Все порвано давно. Закрыт хешбон,
Я к "должности" олима привыкаю.
Здесь мне не скажут: убирайся вон!
В очередях меня не затолкают.
Символик нет, хоть символ - вся страна
И нет плакатов с текстом дебилизма,
А вот детьми исписана стена,
Но в надписях не славится Отчизна.
В их тексте больше слово sex видно,
А может быть, чего-нибудь похуже...
Зато не хлещут горькое вино
И меж собой так трогательно дружат.
Они горды ТАК Родиной своей,
Своей такой малюсенькой страною,
И так они похожи на людей,
Что я, порой, от зависти к ним вою.
И зависть эта вовсе не во грех,
Я вою лишь о том, что был закован,
Что я среди ребяческих утех
Не замечал насколько обворован.
Что я кричал: Москва, моя, Москва!
И слал привет кремлевским воротилам...
Москва. Москва... Я убежал едва,
Что бы дожить умеренно счастливым.
Что б на траве тихонько посидеть,
Ничей покой при том не потревожить,
Что бы чуток под старость по умнеет,
Порадовать детей счастливой рожей.
И, если вспыхнет в памяти Москва,
Которую покинул торопливо,
Вмиг успокоят воздух и трава
В каком-то парке в центре Тель-Авива.
ВТОРОЙ ДЕНЬ В ИЗРАИЛЕ
Другие трахают девчонок Подмосковья,
Другие пьют паршивый самогон.
Я окунаю руки в чудо-море
И признаю израильский закон.
Мне все обрыдло. Бедная Россия
Пусть без меня немного поживет.
Мне все евреи стали, как родные,
Довольно незатейливый народ.
Тут каждый третий спикает на инглишь,
И все почти по-русски говорят,
А я учу иврит, а может идиш,
И не спешу билеты брать назад.
Я каждым утром сказочное море,
Как фею золотую узнаю,
Оно с меня соскребывает горе,
А я ему признательность дарю.
Потом иду неспешною походкой
По чистенькому раю Натани,
Свою тоску не заливаю водкой,
Но в легком хмеле провожаю дни.
И этот хмель не связан с алкоголем,
Совсем другой источник у него,
Я навсегда страною этой болен,
И не хочу пока что ничего.
Но знаю я, что грустный день наступит,
Россия вновь о мне перебурлит,
Какой еврей так Родину не любит,
Что каждый раз из Родины бежит.
НОСТАЛЬГИЯ
Россия вновь в огне,
А я ее покинул,
Мне надоели ваучеры там.
Россия снов во мне,
Ее я не отринул,
В душе навечно
Всероссийский гам.
В душе навечно
Всероссийский -холод,
И площадей встревоженных набат,
И бесконечный наш российский голод,
В котором наш народ не виноват.
Я вижу все. Я даже вижу плахи
На площадях!
И палачей при них,
И на ветру
Полощутся рубахи
На депутатах проклятых твоих.
Я вижу как,
Окрашенные кровью,
Несутся псы
На сворке егерей.
Россия, мне
Ты отомстишь любовью
За то, что я
Отчаянный еврей.
Ты за стихи, за гневные двустишья,
Не раз меня на плаху возведешь.
А в Тель-Авиве
Я навечно лишний,
И все мечты
Об Израиле - ложь.
Сюда неплохо приезжать купаться
И тут не плохо можно отдохнуть.
Россия ж - дом,
В который возвращаться
Я обречен...
НАСТОЯЩАЯ РОДИНА
Не поют золотые трубы,
Имя Дьявола шепчут губы,
Нету сил назад возвратиться,
Светлогорск - моя заграница.
Я не смог бы там жить счастливо,
Не осмыслить мне Тель-Авива,
Мне в еврея не воплотиться,
Черняховск - моя заграница.
Средиземное море где-то
Ворожит на прекрасный берег,
Ну а песня моя допета,
И никто мне уже не верит.
Ну а песня моя устало,
В немоту до-ре-ми нисходит,
Словно день в тишину провала,
Где проклятые черти бродят.
И не та уже в жилах сила,
Не забыть бы зайти в больницу,
За границей, конечно, мило,
Ну, а как перейти границу?
Как пройти мне любви таможню?
Кто откроет для сердца визу?
Что мне можно, а что не можно?
И чего я опять не вижу?
Сто вопросов и нет ответов,
Не забыть бы зайти в больницу.
Вы пришлите мне сто приветов
В Светлогорскую заграницу.
Средиземное море тихо,
Потревожит покой прибоем,
Да, в России сегодня лихо
Для того, кто Россией болен.
Да в России опять морозы,
И кого-то опять убили,
И уныло стоят березы,
Те, которые не срубили.
Да, на Балтике море хуже
И студенней, чем в Тель-Авиве,
И народ тут не так уж дружен,
И тоску избывает в пиве.
И вдобавок, шальные цены
И правители -вурдалаки,
Кровью залиты Храмов стены,
Воют брошенные собаки.
Не поют золотые трубы.
И пора бы давно проститься.
Почему нас совсем не любит
Светлогорская заграница?