Багрицкий - знаковый поэт-абсурдист той эпохи, в которую пели отнюдь не те, кто мог бы самоосознавать себя в качестве абсурдиста. Писали стихи те, кто осознавал себя носителями плохого языка и невнятной речи. Об этом хорошо сказал Павел Коган: «Плохие песни мы сложили о поразительных делах». Эпоха выражала себя тяжелым, неповоротливым языком. Деятели — не поэты. Однако опоэтизировать все то, что происходит, в метафорическом плане им удалось.
Возьмем сравнение Багрицкого - дьявол, луна и Дзержинский. Последний со своей бородкой может, конечно, напоминать луну с бородкой. А у Багрицкого луна к тому же и неприбранная... Человек становится луной, луна – человеком. А дьявол? Так как же без аллегории и еще одного элемента, который тоже с рогами? И вылез этот луноподобный Дзержинский из досок. Над уборной. Играл Багрицкий словами или ошибся в грамматике? Во всяком случае, явился этот дьявол к лирическому герою «ТВС» почти таким же загадочным и натуральным, каким являлись Мефистофель к Фаусту и черт к Ивану Карамазову.
И вот над уборной из досок
Вылазит неприбранная луна.
«Нет, я попросту - потолковать»
И опускается на кровать».
Понимаете, тут вроде бы ошибка на ошибке. Ну не может быть, чтобы луна опустилась на кровать, не Калигула ведь лирический герой... Ясно, что речь идет сначала о луне, а потом о Дзержинском. Если эта луна все-таки Дзержинский, то вроде бы сначала было сказано о том, что она над уборной... Следовательно, ей как-то нужно было проникнуть в дом, но об этом ничего не сказано. Короче, слишком много вопросов на одном маленьком участке текста, а это всегда верный признак, что здесь где-то поэтика абсурда. Но она ведь и действительно здесь есть. Умышленная - не умышленная, сознательная - бессознательная, боги что-то там вложили в голову безумца-Багрицкого, или, напротив, умный Багрицкий пошаливает – а получается фантасмагория.
Чем же искушал лирического героя этот черт? Третьим из тэновских «трех китов» (раса, среда, момент) - он выбрал «момент», и даровал «моменту» абсолютную власть.
Твое одиночество веку под стать.
Оглянешься - а вокруг враги;
Руки протянешь - и нет друзей;
Но если он скажет: «Солги», - солги.
Но если он скажет: «Убей», - убей.
Время что-то страшное диктует человеку, и тот должен все это выполнить. Слоганы это, конечно. Слоганы, вложенные в уста Дзержинского – луны-дьявола. И приняты они могут быть за искреннюю позицию самого автора, тем более что в ранний, романтический период своего творчества Багрицкий чувствовал потребность «услышать голос времени и по мере сил вогнать его в свои стихи». Но нас не проведешь: во-первых, Багрицкий с тех пор не раз вступил в открытый конфликт с временем, он стал уже «облинялым романтиком», а во-вторых мы научены блестящими построениями Мефистофеля (сказал как отрезал). А что этот Мефистофель предлагал сделать с бытом земли?
Трави его трактором. Песней бей.
Лопатой взнуздай, киркой проколи!
Короче, «трави», «бей», «взнуздай», «проколи» - все измывательство над землей-матушкой и бытом ее. Ценности эпохи Багрицкий обозначает здесь в глаголах разрушения.
По окончании беседы, в которой ни проронил ни слова (впрочем, это выходит уже за рамки нашей читательской осведомленности), лирический герой идет в холодном поту ... в рабкоровский кружок. Не как учитель Долматовского, Железнова, Стрельченко, а, вероятно, как простой участник этого кружка. Спрашивается, почему не Родину спасать и не землю пахать? Может быть, вдохновлять других на великие свершения: «песней бей»? Во имя эстетической дистанции – чтобы вызвать недоумение? Действительно, не мелковато ли - учиться в среде рабочих созданию текстов, когда только что говорил с самим?.. Вполне возможно, сам разговор обрел полную силу лишь в поэтической реконструкции.
Надо сказать, автору оной есть чему поучиться - стих-то написан достаточно неряшливо: никогда не поймешь, к чему относятся все эти «он», пока не вернешься назад на строчки две-три. Возможно, правы те, кто связывают сумбур грамматики с сумбуром в судьбе. В таком случае верным будет и подобное соотнесение грамматического абсурда с абсурдом в судьбах поколений. Эпоха выразила себя в этом стихе в уродливых грамматических конструкциях. И если самое начало стиха случайным образом (грамматически) фантасмагорическое («Акации сыплются на дрова … А снизу, цепляясь по веткам лоз, Плесенью лезет туберкулез»), продолжение — намеренно фантасмагорическое («Их нежные кости сосала грязь. Над ними захлопывались рвы»), то концовка про рабкоровский кружок еще больше убеждает в том, что перед нами поэтика абсурда, а лирический герой Багрицкого - это никак не он сам, а какое-то профанное и совершенно никчемное существо, может быть, Багрицкий эпохи романтики, Багрицкий, ушедший в небытие.