Безмолвной унылью
после дня трудового неспешного,
с трудом раздирая пространство
вечернего парка,
надрывая себя бесполезною тяжестью
случайных покупок,
дум бестолковых
о бренности сущего,
о борще недоваренном
и стирке носков бесконечных,
съедая остатки помады
дешевой, невкусной,
прокручивая хронологическую нелепость
вчерашней мелодрамы,
проливаясь слезою горючей
над фантазией странной бразильского автора,
бреду.
Свет фонарей рассыпается
(вопреки всем законам оптическим)
о редкие лужи,
преломляясь игриво
в скорлупе алюминиевых банок,
небрежно скомканных и брошенных
на забаву мальчишкам глупым,
банок, ищущих утешения
в пакетах смиренных и ветхих старушек.
Словно тот двадцать пятый кадр пресловутый
с рекламы, засевшей в мозгу окончательно,
зацепился в подкорке моей утомленной
светлый облик прекрасного принца печального
с хрустальною туфлей (размера так тридцать шестого,
моего, как ни странно).
Ты пронесся стремительно мимо,
обгоняя сонливость моей шкалы времени,
устремив взор свой байкерско-мужественный
в даль далекую, светлую
бытом и суетою не тронутую.
Мой же лик, тяжеленными сумками груженный,
многодневной печалью окутанный,
но тоскующий и бунтующий
против доли своей невостребованной,
все ж остался тобой незамеченный.
Лишь «Харлея» усмешка недобрая
зачеркнула надежду несмелую
на нехитрое женское счастье.