Перегретыми мозгами безуспЕшно я
Написать тебе пытаюсь вновь и вновь,
Посылаю срочными депешами,
Бандеролью отправляю я любовь.
А над Питером дожди и гнусно холодно,
Небо серое и серая Нева.
Холодильник пуст и очень голодно:
В распродажу я продукты прозевал.
От тоски-злодейки, одиночества
Начал марксов изучать я «Капитал»,
Напугали марксовы пророчества,
И на шкаф его я в ужасе поклал.
Майк Бильковский собирается в Баварию,
Но привет тебе он не передавал,
Их с женой, с беднягой, в серпентарии
Я представил, как всё будет, и страдал.
Галя Жукова бранилась очень ласково,
Дескать, это же религия – ислам;
И про свинг неодобрительно, с опаскою -
Мол, какой же это, Лео, стыд и срам.
А НУМУР лишь обещает фотографию
Взад вернуть, где попкою ко мне,
Катя, Катя – напишу я эпитафию,
На могильной…, тьфу, тефлоновой плите.
А Ворона ничего совсем не пишет мне,
А бичует поголовье мужиков,
И грозит употреблять их, слышишь, тыщами,
Ну, а я забыт Вороной, как лубофф.
А Танюша, твоя тёзка, ну, - Домбровская,
Нежно-нежно меня хвалит иногда;
Хоть Наташа Иванова очень броская,
Но давно не пишет нового она.
Кэбмен-хрыч грозит арабам антифадою,
Толя Рабин вышел на тропу войны,
Боря Панкин с камбалищей плоскозадою
Семистишья написали в эти дни.
А Маришка пишет стих такой лирический,
Что вовек мне о таком и не мечтать;
О тройной сумела Настя элегически,
О любви своей высокой рассказать.
А Лариса, – как какая? – ну, Эклеркина,
Стала ведьмой и по небу быстро мчит;
Таня Лустина физическою меркою
Пишет сказки и узнать хотит иврит.
Надя остро ощущает одиночество
Женской солнечностью собственной души;
Полюбил я ЭТЕЛЬЗОНистое творчество,
Ведь стихи его предельно хороши.
Лишь у Гены родилась дочурка Катечка,
Он язык родной на радостях забыл.
А RedLady - Света – всё валяет ванечку,
Ох, не мил ей белый свет, не мил.
Лена пишет, что во всём со мной согласная,
Чтобы я скорей арабов дожимал.
НЛОша, как в стихах своих, прекрасная –
Я не знаю, как я только устоял.
И Попов – он как обычно убедителен,
Впрочем, Толя - мастер слова и стиха;
Так Никольской Веры стих пронзителен,
Что готов я её руки целовать.
И народу много - все приветы шлют,
И советуют, вернись, мол, поскорей,
А не то я скоро стану ветошью, -
Как ты будешь без дубинушки своей?
Тань, вернись из Ленинграда, всё наладится,
Станем жить мы и в согласье, и в любви.
А не то мне «Капитал» на череп свалится,
Ведь не зря он на шкафу лежит в пыли.