Притча

Raspadoff
Это притча могла кануть в лету. Могла. Но не канула. Благодаря людям, созданным всего лишь из мелких желаний и бренной плоти. Какое счастье, что однажды не на долго они оказались в одно и то же время, в одном и том же месте.
Благодаря этому, ты читатель можешь прикоснуться к откровению явившемуся им.
Перед тобой масштабное по значимости творенье. Оно несет в себе  огромные знания об окружающем  тебя и окруженном тобой мире. Смело устремляйся в его глубокие философские бездны, которые уже готовы разверзнуться перед тобой. Мы верим, что наш труд не пропадет даром. Пользуйся его плодами, пока они не сгнили. И пока не сгнил ты сам, поскольку тебе внушили что это неизбежно.

Авторы заранее предупреждают, что любые сходства персонажей этой поучительной  истории с живущими среди нас людьми, а так же все совпадения с реальными событиями случайны. По крайней мере мы на это надеемся.


ОТКРОВЕНИЕ ЯВИВШЕЕСЯ РОМАНУ, ОЛЕГУ, АННЕ И НАДЕЖДЕ.

Стих первый.
В те времена когда, плетясь в хвосте обоза, тянули дружно рваную резину,
он то вставал особняком неброским, то сам садился гневно в центр лужи. Потом притягивал себя за уши властно, и долго бился в грязь лицом. Так было нужно. Ещё коням смотреть любил он в зубы. Коням дареным. Тем коням, что рака свист заслышав с горы бегут вытягиваясь в струнку. Но то же от работы быстро дохнут.

Стих второй.
Но был другой. На голову всех выше. На каравай чужой он разевал свой рот. Глаголил он, что голова есть хлеб. Мял кашу он не солоно хлебавши и булькал лаптем в щах. Катал он в масле сыр и умирал со смеху и часто воду в решете носил. Не знал он, что случится дальше в мире. И счастлив был от этого, прохвост.




Стих третий.
И вскоре всё оно случилось.
Тот, без царька который в голове, решил писать скорее грамоту про Фильку. От этого мы горюшка хлебнули. Пустились по миру за не понюшку табачку! От этого пуд соли жадно съели! И лопнули от зависти. И приказали жить.
Кто смог тогда скорей ушли на лево. Там долго околачивали груши. Штаны там протирали каждый день. Плевали в потолки, и иногда в колодцы. И чистили лишь там, где не мели.

Стих четвертый.
Один Макар телят гонял как прежде. Под хвост коту. Лишь бы тот к бабке не ходил под вечер, так как не масленица нынче на дворе!
Но и у бабки ровным счетом, ничего не вышло. Съесть рыбку бабка разом не смогла. Верхи её давно уж не хотели, низы же просто больше не могли. Не справилась к тому же она с палкой. С той палкой что всегда о двух концах. И ужас! Посмотрите! Докатилась! Вон, в полной чаши её дома на лавках семеро уже сидят и резво порят чушь!
Но, было им спасение. Спасибо боже. Пришел не званный гость под вечер. По запаху скорей всего татарин. Он втер очки и молвил зычно:  Валять ужо вам Ваньку, Крохоборы! Скорее положитесь на меня! И вы увидите последний огурец!

Стих пятый.
И началась с тех пор совсем другая жизнь. А жизнь былая трещину дала. Овчинка выделки не стала больше стоить и понеслась скорей в тартарары. Потом сгорела. Синим пламенем. Без дыма.
Закончилось все плохо. Как обычно. Ни одного на камне не осталось камня. А после первые пришли с деревни парни. В белье они копались грязном долго и даже рылом вовсе не вели. Когда же досыта они наелись, об лед  побили рыбу. Стервецы. И сунули концы скорей в водицу. Чтоб не повадно было никому.
Но вышло им все это боком. Так бывает. Сначала пятились они недолго раком. Потом вдруг сразу на блины попали. Вот там то с ними и слехснулись тещи. И по усам в ту ночь текло весьма обильно.

Стих шестой.
А сам не свой, ни свет и не заря, завидел свет в невымытом окошке. Поскреб сусеки мастерски и дал тихонько дуба. И был таков. А вспомни друг, как раньше он сидел в калоше, как часто ставил он в колеса палки всем. Ещё ковал горячее железо он по утрам в большом любовном ложе. Как лихо вокруг пальца он ловил удачу. Впросак ходил, болтался впопыхах. Не отдавал себе отчета и голову сломя бежал.




Стих седьмой.
О, да… Лихая то была година. Царя небесного был олух лют. Ходил все время в девках, чем гордился. И отдавал концы практически задаром и  по заказу удочки мотал. И ноги уносил порой подальше. И этим сносно жил.   

Стих восьмой.
Но ведь в семье у нас не без урода. Вон ходит гулькин нос. Смотрите на него. Семь пядей он во лбу. Все время смотрит в оба, надеясь разглядеть нас хоть одним глазком, прилипшем словно банный лист к лицу. Хотел он как то встать не с той ноги и наступить мечтал на те же грабли. Хотел по нитке с мира собирать. Переливать мечтал он из пустого, клочки по закоулочкам пускать. Не вышло. Вскоре сел бедняга в сани. При этом в сани вовсе не свои. К тому же взял он не свою тарелку и стал смотреть куда глаза глядят. При том не увидал ни зги. Как говорят слона он не заметил и слизан был коровьим языком. Чтоб даром не пропал.

Стих девятый.
А щучий хвост, узнав об этом, от рук совсем отбился, негодяй. Когда был ещё маленьким и глупым, ему медведь на ухо наступал. Грудь колесом теперь, от бублика есть дырка и бес сидит в ребре. А в доме у него горох на стенах. На голове большой чесался кол. А сам по первое число он любит всыпать, а после лечь на дно. За что был прозван он в народе мертвым грузом. Но на руки ему всегда давали флаг. А иногда давали порулить.

Стих десятый.
Закончилось все тем, что найден был шалаш. В нём обнаружен рай. Но подло выкрал, большое яблоко раздора наш первый персонаж (о нем рассказано в первом стихе). Потом он выгрыз золотую середину. И не мычит ни телится теперь, поскольку мудр стал. И понял: не Тимошка вовсе бог и видит он вокруг себя немножко. Но смотрит на нас только по ночам. Поскольку днем мы занимаемся не тем.