Он любил притворяться печальным и тяжко вздыхать,
Полинявший герой обветшалых любовных романов.
У него был гастрит, томный взгляд и сердечная рана,
Украинский акцент, а на лбу – драматизма печать.
Он боялся стареющих женщин – за их скептицизм.
И забытых мужчин – за затравленный взгляд исподлобья.
Он боялся поэтов, боялся их жалких подобий.
Недолюбливал пьяниц и пошлых киношных актрис...
Он писал дневники: «Вторник. Август. Двухтысячный год.
Я сегодня – совсем как вчера – размышляю о жизни.
Жизнь – как зеркало. Зеркало жизнь. Жизнь когда-нибудь сблизит
С помешательством… Это ужасно…» Второй эпизод:
«Я сегодня совсем как четыре недели назад…
Я опять размышляю о жизни... О, гнусная штука!
Я все понял. Мы ходим вперед, но всё время по кругу.
Лиля – дура. Читаю Пелевина. Буду писать…»
И с тех пор он вставал по ночам, брал коньяк и блокнот
И садился в углу, просветленный, как польская люстра:
«Жизнь – пустая кладовая…Так говорил Заратустра.
Или Ницше. Наверно. А может быть – наоборот.»
Но однажды он умер. С таким же лицом, как всегда,
Он лежал в белых тапках и в черном велюровом фраке.
«Я все понял…»
……
…А музы вокруг танцевали сиртаки.
…А на дне унитаза плескалась святая вода.