1.
Два странника идут проселочной дорогой. То ли молятся, то ль думы думают, или просто молчат – не нам это знать. Вечереет.
…Прилетела вдруг с неба Звезда – не в руки к странникам, не к ногам их, не в пыльную землю упала, не за быструю реку в таинственный лес, а в само сердце к ним – с самых Небес. Озарилось вокруг все сиянием дивным, стало в сумерках ярче, чем днем. Вот ведь радость!
Молвил слово тогда первый странник, излил другу сердечному думу свою нездешнюю. Не по-нашему говорил, не по-простому, а по-книжному, мудреному:
– Прости меня, брат, рассуди, – все я думаю о том, что эти годы передышки между открытыми гонениями даны не для того, чтобы мы погрязли в междоусобной борьбе, восстали «паства на паству», «приход на приход» и, уподобившись старательным курам, бездарно и напрасно искали Истину в микрокосмосе птичьего двора. Нет, бесценное время короткого мира ниспослано нам совсем для иного…
Отвечал тогда друг его, странник:
– Воистину так, милый брат! В краткий миг десятилетий на пороге вечности да поможет нам Господь отыскать высочайшее смирение и в величавой высоте орлиного полета, чтоб не посмели мы, взывая о Царствии Небесном, в тесных стенах души своей затвориться.
Вот и весь разговор.
…Тут и пала ночь. А странникам не надо ни огня, ни очага: в сердцах горит одна Звезда, потому-то и телу телло, и на душе тихо, покойно, и в делах и мыслях у них согласие, во всем друг пред другом смирение, совет да любовь. Расположились в чистом поле у быстрой реки и на молитву всенощную стали, дабы исполнить непреложно древний устав обители разоренной…
2.
…Глубокий духовный сон сковал нас, нашу волю и совесть. Глухота и слепота поразила остудившиеся в безлюбовьи сердца. Мы подобны страннику, заблудившемуся в зимней ночи: из последних сил он шел и шел на теплый свет далеких негаснущих окон, а когда почти достиг заветной цели, уже не осталось и сил, чтобы в дверь постучаться. И он замерзает у ворот родимого дома, где его давным-давно любят и ждут. Он погибает на пороге своего спасения, не в силах поверить, что стоит лишь сделать последний, единственный шаг, протянуть непослушную руку и постучать – и навстречу ему отворятся высокие двери, сильные заботливые руки перенесут его во внутренние покои, где невообразимо светло и безопасно оттого, что все пронизано неисчерпаемым светом, щедро изгоняющим всякую тьму.
…И вмиг останется позади кошмар студеной ночи, нестерпимый безмолвный холод и безнадежно застуженные голоса окрестных мест. Но лишь одна мысль, которую второпях кто-то там, в темноте, снова примет за горячечный бред, будет волновать и тревожить спасенного, словно в его спасении есть и его вина:
– Слава Богу, я в безопасности, но разве могу наслаждаться теперь покоем, если многие еще остаются там, во внешнем холоде и мраке, где так темно, что даже глаза в глаза друг друга не видно. Там путники заплутавшие отчаянио взывают о помощи, беспомощно идя на далекий свет, вот многие из них уже упали, и не в силах подняться, не различая, где верх, а где низ, где добро, а где зло... Здесь светло и безопасно, а они пропадоют а завьюженной тьме, и им надо помочь!
И он взмолится снова, отчаянно, словно опять на холодном ветру стынет сердце его, без любви погибает:
– «Милосердия двери отверзи нам, благословенная Богородице!» Научи Ты нас быть милосердными!
И воспрянув, благословясь, он опять всей душою вбирает в себя благодатный живительный Свет – сколько может вместить – и уходит во тьму, где уже снова видит прекрасные лица людей, устремленные к Свету с мольбой и надеждой.
3.
…Чуть забрезжил рассвет. Всю ночь странники, не сомкнули глаз. А едва брызнуло солнце в поля, умылися звонкой росой, довершили по чину поклоны и снова пошли налегке, навстречу лучам восходящего солнца. На свет.
С тех пор уж они не сказали друг другу ни слова – столь ясен и прям был их путь.
Александр Ратыня
август 1998 г.,
1 сентября 2003 г.