1.
С детских лет привыкала считать я,
что талантом великим равна,
и себя примеряла, как платье,
на великие имена,
свято верила в магию слова
и считала, что крестный путь
для поэта - первоооснова,
и случайная пуля в грудь
никогда не бывает случайной.
Это плата. И для меня
уготован конец печальный -
сталь клинка или сноп огня...
Мне казалось, что в нашем деле
все циклично. К судьбе - судьба.
И поэты всегда в прицеле,
и всегда вокруг них пальба.
2.
Я листаю душевные святцы...
Осень. Сыро. Транзитный Тамбов.
Мне исполнилось восемнадцать.
Это значит - “рубеж Рембо”.
Ночь с блокнотом. Не тронут завтрак.
Беспокойный полет пера.
Я боюсь, что однажды завтра
превратится в позавчера.
3.
27. Из ребячьих ручек
погремушка летит на пол.
На Кавказе один поручик
в этом возрасте отошел.
Страшно мне, одиноко, жутко.
Разрывает виски тишина:
в “Англетере” пастушья дудка
замолчала на все времена.
А вчера газета-сорока
сообщила мне на ходу:
“В этом возрасте Такубока...
От чахотки... В седьмом году...”
Не сорваться. Дожить до мая.
Больше я ничего не прошу...
Если в мае буду жива я -
я такое еще напишу!
4.
Годы. Люди. Событья. Лица.
Фонари. Аптеки. Слова.
В 33 я легла в больницу.
И едва осталась жива.
Черный ангел ехидно скалил
свои зубы, стоя в углу,
и мечтал хирургический скальпель
мою плоть пригвоздить к столу.
Я очнулась в больничном кресле.
И сказала мне медсестра:
“Слава Богу, что вы воскресли.
Видно вам еще не пора...”
5.
35. Холода. Крещенье.
Время каяться и грешить.
Я прошу у него прощенья.
Он готов меня задушить.
Хрипнет голос. Дрожат коленки.
Боль упреками бьет в виски.
И икона, упав со стенки,
Разбивается на куски.
А вокруг мои суеверья –
Как шальная разрыв-трава…
Он уходит, хлопая дверью.
Я бессильно на пол: «Жива…»
6.
С детских лет привыкала считать я,
Что талантом великим равна,
И себя примеряла, как платье,
На великие имена.
Рубежи, дни рожденья, даты
И словарных статей клише –
Грубо скроенные заплаты
На моей усталой душе.
Ожиданья печати рока
Измотали меня совсем.
Сообщила судьба-сорока:
Послезавтра мне 37.
Словно кофточка после сушки,
Я сжимаюсь со всех сторон:
Маяковский, Хлебников, Пушкин…
И еще с десяток имен…
От стихов себя отодвинув,
Я на землю гляжу с небес.
Если мне не достался Мартынов,
То ведь должен найтись Дантес.
А иначе… Да-да, иначе
Горек жизненный эпикриз:
Все мои стихотворные плачи –
Лишь истерика и каприз.
Все мои обнаженные нервы –
Лишь психованной дуры вой.
Я всегда хотела быть первой.
Я не вынесу быть второй.
Ведь не ради же интереса
Я всю жизнь скользила по льду…
Эй, прохожий! Хочешь в Дантесы?
Заходи. Не заперто. Жду.