1
И на сны в решете не пристало ему пенять,
Если ночью в деревне, оставив пустой кивот,
Выходила к нему она – он хотел обнять,
Только тень отступала в кружащийся хоровод.
Половица скрипела, за печкою пел сверчок,
И мурлыкала кошка, да пес за окном брехал
На большую луну, и делалось горячо,
И слеза, навернувшись, падала от греха.
И колола солома босые подошвы ног,
Серебрилось гумно, с головою упав в кудель
Облаков, он бежал и бежал, услыхав “Сынок”,
Мимо речки и леса, где звонко кричал коростель,
Мимо красной излуки. А маленькая луна,
В бузину забредая – искала дорогу домой.
Он бежал, и навстречу ему улыбалась она,
На огромном крыльце, от которого пахло смолой.
На котором, чуть позже, он пил бы с вареньем чай,
А она бы вязала ему шерстяной носок,
И в углах её губ затаилась привычно печаль,
Как шершавое солнце в щелястом краю досок.
Только он просыпался от вопля “Господь, зачем..”
И саднили занозы в памяти. Сад занес
Одичавшие ветки над домом, роптала чернь
Листвы. И в саду было много таких заноз.
И стонали цветы: “Ты должен её вернуть”,
Да и вишни в окне болтали какой-то вздор.
И однажды пришел черед отправляться в путь.
Он решил начать с расписания поездов.
И в окошках скорого мутный мелькал овал:
Чтобы грусть-тоска в дороге не догнала -
Если даже когда он руки ей целовал,
В синих лунках ногтей улыбка её жила.
Он зашел в туманный, полный шагов дворец,
И стоял перед дверью, пробуя закурить,
Да скулила собака, стало быть - не жилец.
Ну а шила в мешке долго не утаить.
Два гнезда разорил в саду справедливый бог,
А на яблоне дикой добрый засох привой,
Он спускался в аид, с собой захватив клубок,
Обмотавшись крест-накрест крепкою бечевой.
2
И слепящая тьма обступала со всех сторон,
Только тени шептали: “ Куда ж тебя занесло”,
И какой-то попсовый мотивчик свистел Харон,
Занося над широким Стиксом своё весло.
Чем прозрачнее тень, тем касание холодней,
Как в пустыню ручей, убегает тропа в континент.
Он спускался к реке, в долину смертных теней,
Чтобы с тенью своей остаться наедине.
И тянулся за ним, мерцая, туманный шелк
Причитающих душ, плачущих вразнобой.
Здесь когда-то давно Эвридику свою нашел
Знаменитый Орфей. Но не смог увести с собой.
Не приемля тоски, отчужден от твоих угроз,
Прилетает Танат, срезая косую прядь.
Не отпоишь уже и кровью святых коров,
По дороге назад оглянуться – и потерять
Навсегда. Путеводный клубок ядовитых змей,
Запусти туда руки – смертного сна лютей
Та животная жизнь. А если приходит смерть -
Это только попытка обнять дорогую тень.
Не обнимет, и только пальцы пройдут насквозь,
Это в диком саду зимний ветер в ветвях гудит.
Уповает на Бога, надеется на авось:
Медальон с фотоснимком греется на груди.
Кто даёт ему силы, чтобы идти смелей?
В белых ризах идёт вечером сквозь погост
Рядом с ним? А вокруг басовитый полет шмелей.
Он ловил для неё бабочек и стрекоз
В ранних сумерках. После путался в падежах,
Неумелых созвучий горький глотал комок.
А когда уходила – пробовал удержать,
Но она уходила – и он удержать не мог.
Нынче ветер в саду мелкой сечёт крупой,
Но пока Она рядом – ты вечен и невредим.
Невидимка для нас: Поэзия и Любовь,
Уходила навек - и он оставался один.
Он кричал и кричал, а потом наконец замолк:
Желторотый птенец, выпавший из гнезда.
Только женщины вечером звали детей домой,
И, одна на всех, горела в ночи звезда.