так же как и предыдущая статья «Новый символизм», данная статья содержит достаточно «экстремальные» для нынешней литературоведческой школы взгляды и определенное пространство для дискуссии, практически по всем ее положениям. Необходимость ее написания связана с необходимостью выработать ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ взгляды на отношение к тем процессам, которые происходили в нашей культуре на протяжении 70 лет «государственного культурного террора». Статья дискуссионная.)
1. Особенности «национального отношения к культуре».
Россия была, возможно, единственной страной в мире, где государство определяло формы искусства. Наша страна, к сожалению, одной из немногих стран в мире, где на протяжении практически всей истории, искусство, так или иначе, было на службе у государства.
Давайте распишем этот механизм:
1) Государство, еще во времена Петра I поняло, что искусство воздействует на народ. Однако, справедливости ради следует сказать, что проблема заключается не только в царе-экспериментаторе («большевике на троне», - как его назвал Н. Бердяев), но идет гораздо глубже. В частности, еще в 14-15 веках, по всей Московии отлавливали «скоморохов», отлавливали и пытали, как неугодное правительству культурное явление. Таким образом, в России государство иногда расправлялось с неугодными ему культурными течениями, которые по его мнению угрожали каким-то образом институтам власти (естественно народу «скоморохи» угрожать ни как не могли).
2) Но государство не только расправлялось с неугодными ему культурными течениями, но еще занималось ЭКСПОРТОМ культуры (прежде всего, стоит напомнить, что практически все постройки в Кремле вели иностранные архитекторы, как правило, из Равенны или Флоренции), и насаждением своего взгляда на культуру, в частности яростнейшем строительстве соборов в византийском стиле.
3) При Петре I, государство пошло на порядок дальше и просто стерло с лица земли всю первобытную культуру и накопленный культурологический опыт и начисто скопировало «западный опыт». Лично я не отношу себя к «славянофилам», однако, считаю и убежден в том, что произошедшее при Петре I было сознательно организованной «культурологической» катастрофой. И дело тут не в «бритье бород», а в тотальном отказе от всего предшествующего культурологического опыта и насаждение «инородного» опыта, в качестве замены.
4) Впоследствии, государство внимательнейшим образом отслеживало все возникающие новые культурные течения, многие из которых оно рассматривало как угрозу себе (примеров тут масса, вспомним хотя бы Бекендорфа, а так же ссылки и аресты очень многих выдающихся представителей русской культуры, в частности: Грибоедов, Лермонтов, Пушкин и Радищев)
5) Государство всегда находило в подобном отношении к культуре, способ контролировать образованную часть населения и следить за «инокомыслием» и «вольнодумством».
Так выглядел сам механизм.
Борьба с «инокомыслием» и «вольнодумством» велась и на Европе, но там ни когда степень вмешательства государства в дела «пиитов» не доходило до такой степени как в России. В Америке, как в Латинской так и в Англоязычной ни какого контроля не было никогда, там все и вся развивалось совершенно хаотичным путем и на основании непрерывно накопляющегося естественного культурного опыта. Я так же не помню, что бы отслеживание культурных течений шло где ни будь в Азии. Самое большее, что там происходило, это замена крестов на «православных» храмах на полумесяцы.
ТАКИМ ОБРАЗОМ, РОССИЯ ЯВЛЯЛАСЬ ЕДИНСТВЕННО СТРАНОЙ, ГДЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СУЩЕСТВОВАЛ МЕХАНИЗМ КОНТРОЛЯ ЗА КУЛЬТУРНЫМ ДВИЖЕНИЕМ.
Последствием работы этого механизма было скачкообразное развитие культурного опыта нашей страны и в условиях наличия чрезвычайно талантливого населения непрерывно заимствование культурного опыта из-за рубежа. Причем очень из-за отсутствия непрерывного культурного обмена (культурный обмен контролировало государство), практически все культурологические движения Европы приходили в Россию с опозданием и как бы в «а-последствии». Т. е. государство, а точнее бюрократический аппарат, с начало смотрело, – не угрожает ли данное культурное течение, будь то «романтизм» или «классицизм» существующему государственному строю и лишь потом разрешало ввоз в страну необходимой литературы и творческого опыта.
НО НИ КОГДА ПРИ ЦАРИЗМЕ КОНТРОЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОЙ МАШИНЫ ЗА ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ КУЛЬТУРЫ НЕ ДОСТИГАЛ ТАКИХ МАСШТАБОВ КАК ПОСЛЕ ЦАРИЗМА В УСЛОВИЯХ ПРИХОДА К ВЛАСТИ БОЛЬШЕВИКОВ!!!
Даже тысячи Бекендорфов не были способны нанести русской культуре такого вреда как один Луначарский или Жданов!
При Советском правительстве началась яростнейшая СЕЛЕКЦИЯ культуры как таковой, которая заключалась уже даже не в просто контроле за движениями и течениями происходящими в мире искусства, но и за СИСТЕМНЫМ УНИЧТОЖЕНИЕМ ГОСУДАРСТВОМ ВСЕГО ПРЕДШЕСТВУЮЩЕГО КУЛЬТУРНОГО ОПЫТА.
Знаменитейшая сцена: сидит чекист за двумя классами образования и говорит Вертинскому: «почему это вы товарищ Вертинский воспели этих ублюдков юнкеров в своей песне и кто дал вам право эту песню петь?»
«Но позвольте, - отвечает Вертинский, - я их не воспел, как вы говорите, я их просто пожалел, мне жаль этих мальчиков, которые погибли ни за что. Вы же не можете у меня отнять право пожалеть их!»
На что деятель от культуры с двумя классами образования в кожаной куртке заявляет:
«Дышать можем отнять право, а не только жалеть!»
И после этого при Горбачеве говорили: «назад к Ленину»…
Без комментариев…
Я считаю, что при Советском правительстве велась систематическая селекция культуры, которая сопровождалась насаждением совершенно аморфного по форме и содержанию и абсолютно несформированного ни каким предшествующим культурологическим опытом соцреализма с одной стороны и тотальным уничтожением предшествующего исторического культурного опыта с другой. Это привело к тому, что из всей культурной элиты, сформировавшейся у нас в стране к 24 тому году не осталось ни одного ее представителя (кроме разве что Маяковского и Чуковского с Маршаком). Была уничтожена самобытная русская философская школа, которая только-только получила признание в мире, уничтожены такие культурные течения как «русский символизм», «акмеизм» (основатель «акмеизма» Н. Гумилев был расстрелян властью), «футуризм» (после «Облака в штанах» Маяковский практически ушел из футуризма и просто копировал сам себя не ведя ни какого поиска новых форм, что касается В. Хлебникова, то он умер в нищете). Когда власть поняла, что оказалась в культурологическом вакууме, она предприняла яростнейшие попытки «сыграть на патриотизме русской культурной элиты, останки которой уже к тому времени рассеялись по всему миру. Эта примитивная уловка сработала только в отношении Максима Горького (у которого, как сказал Бунин, «ни когда не было сформировавшихся политических взглядов»). Но к 35тому году, в следствии инерции, полученной от фантастического по силе толчка в начале века, в стране все равно сложился достаточно мощный слой творческого движения. Этот слой сформировали те представители русской культуры, которые в начале века создавали собой «молодой слой» ее: Зощенко, Бабель, Ахматова, Мандельштам, Катаев, Заблоцкий, Демьян Бедный, и тысячи других. У них не было ни авторитета предшественников (Хлебникова, Мережковского, А. Белого, Н. Гумилева, С Черного, Гиппиус, Блока и тысяч других) ни их опыта, ни соответствующей сформировавшейся творческой концепции. Они плюхались и копировали «разгромленное» поколение, использовали наработки сделанные 10 или 15 лет назад, яростно пытались как-то сформировать новый культурную идеологию и отчаянно присягали «на верность власти».
В 34 году начался второй разгром. За каких-то 5 лет это второе поколение было так же стерто с лица земли и уничтожено в лице своих самых выдающихся представителей.
В итоге к 53му году, самыми читаемыми были поэт Твардовский и писатель Фадеев (причем и Твардовского, как мне помнилось, тоже собирались «запретить»!)
Все остальные представители русской культуры «Серебренного века» были запрещены (даже М. Горький и В. Маяковский были подвергнуты жесточайшей цензуре!)
Без комментариев…
Бердяев охарактеризовал состояние русской культуры в советском государстве как «грандиознейший творческий и эмоциональный застой».
Смерть И. В. Сталина стала спасением для русской культуры!
НЕ ВОЗМОЖНО ДАЖЕ ОПРЕДЕЛИТЬ МАСШТАБОВ УРОНА, КОТОРОГО НАНЕСЛО НАШЕЙ КУЛЬТУРЕ ГОСУДАРСТВО В ЛИЦЕ ЛУНАЧАРСКИХ И ЖДАНОВЫХ!
Страна, которая могла благодаря колоссальному импульсу, полученному в начале века стать культурной столицей мира, в итоге стала самой глухой провинцией мира! Культурное лицо нашей страны в этот период спасали только «балет» и немножко «кинематограф».
Однако я думаю, проживи тов. Сталин еще лет пять, то вполне возможно остался бы только балет (отечественный кинематограф т. Сталина уже порядком раздражал, на Эйзенштейна готовили «дело», а последнего выдающегося режиссера театра Михоэлса просто убили!).
Вот что представляют, на мой взгляд, ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО ОТНОШЕНИЯ К КУЛЬТУРЕ.
В архитектуре, в живописи и в литературе, к этому времени все и вся выродилось в БЕСПРЕЦЕДЕНТНЫЙ В ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЕ ФЕНОМЕН КИЧА КАК «СТАЛИНСКИЙ КЛАССИЦИЗМ ИЛИ СОЦРЕАЛИЗМ».
Таким образом, государство несет ответственность за сознательное уничтожение отечественно культуры в 20-х, 30-х годах.
Государство пытается все время свалить проблемы инакомыслия и раздражения народа на «подстрекателей» типа Радищева, Герцена, Лермонтова или Чернышевского…
Я как историк в этой ситуации просто смеюсь! Именно политика государства, отказывающегося решать проблемы народа и дает самый яростнейший толчок к неповиновению и бунтам! И только государство всегда несет ответственности за революции и гражданские войны (а не Блоки и Маяковские). И ТОЛЬКО ГОСУДАРСТВО САМО ЯВЛЯЕТСЯ САМЫМ ЯРОСТНЕЙШИМ ПОДСТРЕКАТЕЛЕМ ЭТИХ ИСТОРИЧЕСКИХ КАТАКЛИЗМОВ. У нас в стране государство всегда было «государством чиновников». И в отношении такого стихийного и неуправляемого в принципе явления как культура, всегда пыталось ввести политику «чиновничьего управления». Это проявилось особенно хорошо в лице создания «творческих союзов»: «союз художников», «союз писателей», «союз архитекторов», «союз кинематографистов». Работа всех этих союзов носила чисто административный, т. е. «бюрократический» характер.
К сожалению, но это так…
2. Теперь о символизме.
Из всего спектра культурного хаоса (хаоса в положительном смысле слова) порожденного грандиозным творческим импульсом в начале века, больше всего повезло… символизму!
Русский символизм, как я отметил в предыдущей своей статье «Новый символизм», значительнейшим образом уступал в своем развитии «французскому». Это связано с двумя обстоятельствами исторического характера: первое это торможение культурного развития страны и приход зарубежного культурного опыта «а-последствии», связано так же напрямую с вышеизложенными «особенностями национального отношения к культуре», и чисто национальным культурным опытом, который в основном базировался еще на религиозном опыте, в частности на «народничестве и православности». Не был принят символизм так же и философской элитой общества ни «западниками» ни «славянофилами». Идеи «сверх эстетического отношения к культуре и непрерывного вызова накопленному ранее культурному опыту» не были в России ни когда популярными. Осуждать за это ни кого нельзя. Таков наш культурный темперамент: мы немножко побаиваемся «агрессивных экспериментов» и все время немножко оглядываемся на Запад, думая, «а как там поймут нас?».
Фактически русский символизм начал свое развитие только в самом начале века. Причем первоначально ни Бальмонт, ни Брюсов не относили себя к символистам. Однако, благодаря тому, что это творческое движение обладает огромным потенциалом развития, в России в 1900-1910 годах произошел грандиознейший выплеск символистических идей. Подробно об этом всплеске я смогу рассказать только в следующей статье «Русский символизм».
Тем не менее, практически сразу же «русский символизм» дал боковые течения, которые в последствии обогнали и стремительно по популярности его самого. Это в частности «футуризм», который отверг символистическую триаду (см. «Новый символизм»), и пошел по пути максимального развития формы произведения и языка произведения. Когда я читал произведения В. Хлебникова, то меня не покидала мысль, что все свои стихи и пьесы он писал для… инопланетян. Т. е. он сознательно выходил на такой язык, без понимания которого его произведения не способен был понять ни один читатель. В принципе «футуризм» был великим открытием и притом фактически чисто «русским» явлением в культуре. Поэтому я преклоняюсь и перед Хлебниковым и перед Маяковским, которые впервые в истории нашей культуры не догоняли «Запад», а обогнали его.
Другим, менее значительным явлением, но от этого не менее ЗНАЧИМЫМ, явлением, отпочковавшимся от символизма и притом напрямую, стал «акмеизм». Отцом «акмеизма» был Н. Гумилев. На мой взгляд в «акмеизм» пошли те выдающиеся русские авторы, которые не смогли утвердится в символизме и вынуждены были создать упрощенный вариант этого стиля. «Акмеисты», Н. Гумилев, О. Мандельштам, А. Ахматова и другие взяли в основу своего творчества «символистическую триаду», но отказались от формирования «символистического языка». Читая статьи Н. Гумилева и О. Мандельштама о «русской культуре» я не мог выбросить из головы мысль, что ни тот ни другой просто не понимали «символистического языка» и удивлялись почему А. Белый считает «швейцара» символом «тупости власти». Но при этом и тот и другой яростно придерживались в своем творчестве принципа «форма произведения определяется его содержанием». Таким образом, «акмеизм» это по существу, тот же символизм, но только без «символистического языка». Впоследствии, при написании своих «Воронежских тетрадей» и стихов ставших пасквилем тиранической власти, Мандельштам наконец понял, что только присутствие символов может дать максимальный эмоциональный эффект произведению. Что слишком буквальное «я ненавижу вашу власть!» не будет иметь ожидаемого эмоционального эффекта на зрителя, и что нужно не просто «ненавидеть» власть, НО И ОПИСАТЬ ЕЕ, КАК ТАКОВУЮ ВО ВСЕЙ ЕЕ ДИКОСТИ. А что бы описать власть нужен «символистический язык». Поэтому Мандельштаму в последние годы жизни пришлось осваивать этот язык и лишь освоив его, он и смог выйти на «Воронеж-ворон-нож!». Так что я считаю все последующее творчество О. Мандельштама «символистским» по форме (но не по содержанию).
Третьим течением, вышедшим, на мой взгляд, из русского символизма, стало «эстетическое искусство» И Северянина. О нем я практически ни чего не могу сказать, так как не когда не мог понять ни этого поэта, ни его творчества, ни его взглядов. На мой взгляд «искусство ради искусства» по определению А. Белого, было просто сознательным уходом от реальности и погружением в самое себя. Мне такой подход неинтересен, я его не понимаю (в авторской среде вполне возможен вариант, когда автор принадлежащий одному творческому направлению не принимает категорично другое, так что я надеюсь, что меня за это не осудят).
Таким образом, к 1915 году, в России было уже три литературных течения, отпочковавшихся от русского символизма, причем все три яростно подвергали критике русский символизм и демонстративно подчеркивали свой разрыв с ним. Почему все молодое поколение авторов ушло именно в эти три течения? Наверное потому, что символизм является наиболее сложнейшим литературным течением, требующем от автора максимально сильного знания языка и определенной творческой уверенности. В символизме не возможно укрыться за формой, как за щитом. А сама форма требует непрерывного развития. Т. е. более простое и вполне естественно, победило более сложное. Впоследствии заколебались и «великие». Перестали называть себя символистами А. Блок и В. Брюсов, многие просто перестали писать литературные произведения, а ушли в беллетристику, в частности А. Белый и Д. Мережковский. Последним выдающимся произведением русского символизма стал «Апокалипсис нашего времени» В. Розанова (ум. в 1919 году). В 20-е годы символизм был проклят как «реакционейшее буржуазное течение» и забыт.
Но символизму определенным образом повезло. Почему? Он, как литературный стиль, умер до РАЗВЯЗАННОГО ГОСУДАРСТВОМ НАРОДУ КУЛЬТУРНОГО ТЕРРОРА.
И поэтому представители символизма, спокойно пережили «чистки» русской литературы и умерли тихо и не заметно, кто в России, кто за границей. Угрозу для себя в «русском символизме», власть ни когда ни усматривала, так как не воспринимала его как литературное течение способное повлиять на народ. Футуризму досталось гораздо больше!
Так или иначе, русский символизм практически не оставил «потомков» и не выработал действительно стиля как такового.
Но власть, не видя в «русском символизме» для себя угрозы, однако видела определенную угрозу для себя в «зарубежном символизме». В результате практически все произведения классиков «западного символизма» не издавались вплоть до 80-х годов 20-го века. Я прекрасно помню тонюсенькую брошюрку «Цветов зла» в бумажном переплете стоимостью… в месячную зарплату академика! И это при том, что практически все французские символисты придерживались «левых» или «ультралевых» политических взглядов, а Поль Верлен, например, был одним из руководителей «Коммуны». Так же были забыты произведения Д. Мережковского, З. Гиппиус и В. Розанова. Их впервые опубликовали только после «перестройки». Даже совершенно «юношеский» по содержанию цикл А. Блока, «Стихи о прекрасной даме» я не смог увидеть в… собрании сочинений А. Блока (к сожалению, не могу дать даты публикации и названия издательства, поскольку видел данный 4-х томник только в библиотеке).
Таким образом, власть не уничтожала символизм как таковой физически, но сделала все возможное, что бы уничтожить его исторически, т. е. не допустить ни малейшей возможности публикаций произведений авторов символизма.
А. Вознесенский, в свое время (год 1970-ый) описал гигантские очереди за первым изданием А. Ахматовой и о том, как купленные книги тут же перепродавались по цене в 100 и даже 200 раз больше номинала (1 руб. 10 коп.)! К сожалению, о существовании русской культуры, мы узнали только после 50 лет СОЗНАТЕЛЬНОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО КУЛЬТУРНОГО ТЕРРОРА!!!
3. Так чем же угрожает символизм государству?
Вопрос, честно говоря, может вызвать удивление у литературоведов «старой закалки». Действительно, как может угрожать государственной власти литературный стиль, который изначально заявляет о своей абсолютной аполитичности!
Как я указал выше, практически все поэты-символисты во Франции придерживались «левых» или «ультралевых» убеждений и взглядов. Тому есть объяснение. Символизм это бунтарский стиль, по определению. Это стиль, который главной своей задачей ставит непрерывный поиск новых эстетических форм и не стесняется в своем поиске ни каких буржуазных «приличий». Символизм по определению антибуржуазен. Если романтизм, по определению, бросает вызов католической церкви, утверждая своим основным принципом поиск эстетики близкой по содержанию к эстетики античности, а стало быть, языческой эстетики, то символизм не останавливается в своем поиске на античности, а идет гораздо дальше, вплоть до «эстетики бессознательного». Человек, исповедующий символизм может в любой момент бросить вызов, любой относительной принятой культурой ценности. Так было по крайней мере во Франции. В России подобный подход выразился лишь в исторических работах Д. Мережковского «Христос и Антихрист» и в творчестве философов Л. Шестова и Вяч. Иванова. В остальном, русский символизм был просто сверхполиткорректен. Символисты, занимающееся в основном непрерывным эстетическим поиском не видят в политике той информативной области которая их может заинтересовать. Они бунтари, но бунтари эстетики!
Так чем же опасен для власти символизм?
СИМВОЛИЗМ ОПАСЕН ТОЛЬКО ТЕМ, ЧТО МОЖЕТ НЕ ПРОСТО ВЫСКАЗАТЬ «ВЛАСТИ» СВОЕ МНЕНИЕ О НЕЙ, НО И ОПИСАТЬ ЕЕ КАК ТАКОВУЮ И ЭТО ОПИСАНИЕ ВСЕГДА БУДЕТ УБЕДИТЕЛЬНЫМ, ПОСКОЛЬКУ БУДЕТ ВЫРАЖЕНО «ЯЗЫКОМ ЭЗОПА»
Эзопов язык – вот разгадка опасности символизма! Символизм может описать окружающую реальности не «фотографируя» ее, а расшифровывая. И поскольку символ по определению должен быть всегда сопоставим с объектом символа и убедителен в своем описании объекта… символисты становятся самыми опасными для тоталитарной власти людьми в мире культуры. Символист по определению должен ни когда не останавливаться в своем поиске и не имеет право стеснятся ни каких результатов подобного поиска. То есть у символиста, как автора начисто отсутствует чувство «самосохранения». Для него важен не сам результат поиска как такового, а то есть результат или нет.
«Я почитала ваши стихи Лев Вишня, особенно «постощущения» - вы подонок!».
«Постощущение от 11го» стих написанный по событиям 11 сентября 2001 года в Америке языком символов и сфотографировавший все и вся, что тогда происходило, стих написанный в форме «катренов». Этот стих ни когда не опубликуют в США, потому что он говорит правду «эзоповым языком».
Как историк я интересуюсь политикой, как человеку она мне безразлична. Но если происходит какое-то событие или начинается какой-то политический процесс, я фотографирую его «эзоповым языком» символистов, потому что я символист и по-другому писать просто не умею (у меня как у самого нормального, обычного человека есть рефлексия на происходящие события). При всей своей аполитичности, я могу оказаться, опасней для «власти», чем Проханов с его «Господин гексоген» или Сорокин с его «Лед». Потому что ни Проханов ни Сорокин «эзоповым языком» на мой взгляд, не владеют. Они дают слишком буквальный взгляд на реальность, хотя временами и нарочито туманный. Такой взгляд или отбрасывается или принимается, но ни когда не откладывается на подсознание. На подсознание может лечь только символ, а не метафора.
Вот почему О. Мандельштам написал стих «Мы живем под ногами не чуя земли» (фраза вызовет восторг у любого истинного символиста).
«Эзопов язык» символистов, может быть и не дойдет до сознания большинства населения, но он четко отложится в памяти его интеллектуальной части.
Поэтому в нашей стране и были запрещены работы «западных» и «отечественных» символистов. Не потому что они как-то высказывали свое мнение о власти или о государстве в целом, а потому что они могли научить людей думать «эзоповым языком». И писать «эзоповым языком»!
4. Темы дальнейшей дискуссии.
1) «Русский символизм и его наиболее знаковые фигуры. История русского символизма»
2) «Развитие «эзопового языка» в творчестве русских символистов и их последние мысли по поводу происходивших в нашей стране перемен».
3) «Новый символизм и его возможное место в новой русской литературе».
5. Источники данной статьи.
1) Статьи А. Белого: «Магия слов», «Философия культуры», «Символизм, как миропонимание», «Символизм», «Почему я символист», взяты статьи из сборника А. Белого «Символизм, как миропонимание», М. Республика, 1994г.
2) Статьи О. Мандельштама: «Урок акмеизма», «Андрей Белый, записки чудака», взяты из сборника О. Мандельштама «Слово и культура». М. Советский писатель, 1987г.
3) Н. Бердяев: «Истоки и смысл русского коммунизма»
4) О. Мандельштам: «Стихотворения», М. Республика, 1992 г.
5) В. Розанов: «Апокалипсис нашего времени»
6) Л. Вишня: «Новый символизм».