Все равно не сосчитать уже грехов,
Погулять пойти до третьих петухов,
Почитать стихи хмельным московским людям.
Дверь толкну ногой и смолкнет пьяный гам,
Рвань раскатится горохом по углам.
Раз Есенин здесь, то драка точно будет.
Пьянь московская, последняя родня!
Если вы не понимаете меня,
То чего уж толковать о всяких прочих.
Оттого и пью теперь который день,
Оттого и в сердце пасмурная тень,
Потому и прожигаю с вами ночи.
Кулаком об стол и рюмочки дрожат,
И полуденными мухами жужжат
Чьи-то хари с оловянными глазами.
Отойдите! Ну! А то влобаню раз
Толстой водочной бутылкой между глаз,
Чтобы помнили Сережку из Рязани.
Рассвело. На глупой мордочке часов
Вниз повисли пики стрелочек-усов.
Пробежала ночь. Пропил, пропел, проплакал.
Кровь на пальцах – рюмка хрупнула в руке.
Я один встречаю утро в кабаке.
Я, московский озорной гуляка.