Вошел без звука, в дверь не постучал.
Снял серебристо-серый плащ с плеча.
Оставил на обоях мокрый след,
Как будто был не в плащ, а в дождь одет.
Поближе к печке свой придвинул стул,
Присел и к углям руку протянул,
Достал вино и в хрустали потек
Мерцающий бордовый огонек.
Заговорил, вплетая в синий дым
Слова, как шелковистый шум воды.
Он говорил, и речь его была
Прозрачнее оконного стекла.
Он говорил, что где-то есть места,
Светлей и чище белого листа.
Что их найти не сможет звездочет,
Там нет пространства, время не течет.
Там нет земли, воды, травы, луны,
Там мира нет. И не было войны,
Там нет мужчин и женщин тоже нет
А есть лишь ровный негасимый свет.
Еще он говорил – наступит час,
Когда уже не будет больше нас,
Ни памяти, ни радостей, ни бед,
А будет только ровный, белый свет.
Войдем в него и растворимся в нем
И станем просто маленьким огнем…
Он не сказал мне, сколько схлынет лет,
Когда мы окунемся в этот свет.
Шепнув, что годы быстро пролетят,
Исчез, растаял человек дождя.
Лишь в хрустале бордовый огонек
Вина напоминал еще о нем.
Быть может, сон? Быть может, я уснул?
Но нет же, нет! Придвинут к печке стул.
В прихожей на обоях мокрый след.
В окно струится ровный белый свет…