Быки уснули, зрителям давно
Наскучили кровавые обряды.
Зеваки цедят кислое вино;
Трибуны, догнивающие рядом,
Напоминают изредка каркас,
Оставленный от прежних декораций.
Где чудится отеческий наказ
И слышится гуденье рестораций
Неподалеку. В стыках древних плит
Растет трава, еще гнездится плесень.
Руины затевают легкий флирт:
Как будто бы ты им неинтересен,
Но всё-таки следят исподтишка.
В преддверии, в озвученном “сезаме”,
Где мир на расстоянии прыжка,
На фотоснимке ненадежно замер.
Где, обмакнув перо в чернильный гам,
Оставленный над городом сиестой,
Ведя учет траве и облакам
Скрипит цикада – этот новый Нестор –
Описывая рыцарский турнир,
А может быть, предчувствуя угрозу
Твоих вторжений частых в этот мир,
Он составляет протокол допроса.
Да, вариантов здесь наперечет.
Одно лишь точно: зноя оседанье
На каменные плиты повлечет
Секундную запинку в назиданьях.
Пока ещё не бдителен надзор,
И в стыках плит ещё молчат цикады,
Протиснись в этот крошечный зазор –
Трирема, разорвавшая блокаду.
Не обращай вниманья на манок
И крики остающихся за бортом.
Иди на пляж, где волны бьют у ног,
Воистину, как римляне в когортах.
А если кто идет наперерез,
То это, параллельная отчасти,
Та линия, которой волнорез
Перерезает смуглое запястье
Пространству, возвращение назад
В котором невозможно, очень долог
Окольный путь и выбыл адресат.
И в поисках поможет спиритолог.
Витает мыслью вызванный к доске
Печальный дух, в саргассах ждет трирема,
Покуда он выводит на песке
Решение обратной теоремы.
…Зеваки, недовольные осадком
В своём вине (по случаю торжеств
Разбавленном) плюются и досада
Перерастает в недовольство, жест
Красноречив. Не то что новизной,
Скорее недосказанным упреком
Звучит волна, когда спадает зной.
И спят щенки под материнским боком.
А новый мир готовится на смену.
Гниют трибуны, как заведено:
И матадор выходит на арену,
И валится костяшкой домино.