1
Звенит земля, своё ли шепчут травы, -
не объяснить ничем тот странный звук,
наполнивший истомой всё вокруг
как храм бывает вскинут: Боже правый,-
поёт незримый хор: - благословил
улыбкой тихой Ты свои творенья,
так дай же, дай же нам не буйных сил
для роста или смертного боренья,
но знания прекрасной тишины,
в которой места нет для смертной боли. -
И, суховатым отзвуком полны,
легли напластования степей,
дарованным безмолвием довольны,
во сне перебирая память дней.
2.
Во сне перебирая память дней,
ночами море светится блаженно.
Из снов глубинных, в шлейфе белопенном
медлительно спокоен путь теней.
Солёных глаз широкое безмолвье…
Они, как сотни лет тому назад,
в притихший сумрак пристально глядят,
на горизонт, где в волнах всполох молний
Предвестьем грозовым, холодным ветром
развеет их над берегом нагретым;
они уйдут опять – и будут правы:
чтоб стать легендой, нужно тенью стать,
шептать потомкам с древнего листа:
"Когда под свист и вой смертельной славы..."
3
"Когда под свист и вой смертельной славы
Под стрелами летели с сёдел мы,
Встречая криком гневным свет кровавый,
Стремительно смывающий холмы,
Когда в курган ложились тёмной бронзой,
Тускнея в дрёмной патине веков, -
Мы и тогда не забывали грёзы
Властителей сухих солончаков:
земную власть свою раскинуть грозно,
как сеть, чтоб бились в ней моря и звёзды,
и с каждым веком быть других сильней.
И покорить весь мир мечом надменным,
Чтобы из края в край подзвёздной Ойкумены
Как тетива прямым был бег коней".
4
Как тетива прямым был бег коней,
И сердце било в рёбра грозной рыбой:
Над берегом, над изумрудной зыбью
Встречал он самый радостный из дней.
"Эвксейнос, переменчивый и светлый,
Твой дар подобен дару тёмной Геи:
Ты заставляешь душу стать сильнее,
Тревожа мысли скорбным пеньем ветра.
И степь, сестра твоя, тебе подобна в том,
О мудрый океан, что может просто
Менять обличье с переменой настроенья-
То дева, то старуха, то, в сраженье,
Воительница с искривлённым ртом,
И мускульным, свирепым взглядом кОсым".
5
…И мускульным, свирепым взглядом кОсым
смотрел на них; был липок акинак,
скользила рукоять; и до откоса
остался только нервный, быстрый шаг.
- Айе, не пропоют мне больше стрелы,
И тёмных глаз мне не поцеловать,
Степного жеребца рукой умелой
Мне больше никогда не подковать,
Так что мне толку ждать покорно смерти-
Я в вашей власти – что ж, а ну, измерьте
Мой меч своими глотками, собаки!..
Он знал, что недалёк тот день уже,
Когда внесут на эту землю акинаки
Кентавры с таврами тавридских торгашей.
6
Кентавры с таврами тавридских торгашей,
Вы знали толк в бессмертии и власти,
И хищно билось сердце жаркой страстью
Под выцветшими крыльями плащей.
И по весне, изнемогая от томленья,
Земля вас ждёт, как ждёт жена супруга.
Носители меча, умельцы плуга,
Она в веках вас ждёт благоговейно.
Ей, сильной, древней, не понять людского рока,
Стирающего временем народы,
Она хранит мечей истлевших россыпь,
И маки тлеют пламенем жестоким
Там, где вы, в землю втаптывая всходы
Врагов вбивали в землю, сняв вопросы.
7
Врагов вбивали в землю, сняв вопросы,
И брали жён, как в плен. Любили смертно.
Небесный Ковш черпал из неба росы
И проливал на берег самоцветом.
И не было дороже подношенья,
Чем бусы из яшмы и сердолика,
Что собраны на побережье диком,
Рукой, забывшей о вооруженьи.
А море теплым шёпотом учило,
Что мир не состоит из твёрдой силы,
Но есть ещё другое в нём призванье,
И мысль путём пытливым шла уже
К вопросу о существованьи
Бессмертной тонкой сущности в душе.
8
Бессмертной тонкой сущности в душе
порой довольно лишь напоминанья
о времени, что до существованья
проведено на неком рубеже,
в гармонии суровой, ввысь и врозь
текущей безвоздушными пластами,
где реял дух бесплотный над водами,
пронизанный мерцанием насквозь; -
Дух, верно, всё запомнил, и невольно
при виде бесконечного простора –
будь волны то, зелёные холмы ли, -
в предчувствии полёта сладкой болью
шепнёт: сын побережья, стань же морем;
рождён в степи – стань частью этой были …
9
Рождён в степи – стань частью этой были:
Здесь царственно безжалостны орлы,
Здесь угли костровищ теплом оплыли,
И зори упоительно светлы.
Твой конь идёт размеренно и тихо,
Спуская морду в утренний туман.
В орлиных лапах вскрикнула крольчиха,
И уток стонет дальний караван.
Но лук твой не покинет саадака,
Лежат поводья между праздных рук,
И взгляд следит за играми теней.
И нет перед грядущей ночью страха.
Ты всё отдал звенящему утру –
Иной свободы нет душе твоей.
10
Иной свободы нет душе твоей,
Меч наточи, но спрячь покуда в ножны.
Конь бродит по степи ночной, стреножен,
И низок дым от кочевых огней.
Закончены вечерние заботы,
И женщина поёт в недальней мгле.
Выплясывают искры по золе,
И смехом в юрте захлебнулся кто-то.
Прижми к зубам певучую свирель,
Прислушайся к шероховатым трелям
Живой, дышащей жаром тишины,
И выдохни в бессмертие всё это:
День битв, сны ночи, мягкий свет луны –
Ведь ты познал тоску и силу ветра
11
Ведь ты познал тоску и силу ветра,
Ты слышал шёпот моря на заре.
Ты восхищён участием в игре,
Что сходна с песней, Богом недопетой;
Ты властен к ней добавить новый стих,
И нити разноцветные послушно
Соткут покров, нарядный и воздушный,
Как ткань работы старших жён твоих.
Их руки так искусны: лягут звёзды,
курганы, облака, штрихи коней,
верченье мира, вечный сон камней, -
и ты, по-детски радуясь, так просто
мир бросив на плечо, шагнешь на росстань,
встав на границе моря и степей.
12
Встав на границе моря и степей,
Надменный часовой в гранитном шлеме
Спокойно смотрит на рдяной репей,
Чуть трогающий жёсткие колени.
Лицо земли, лик степи равнодушен,
Рассеян взгляд полуянтарных глаз.
Морщин штрихи, прочерченные тушью
Темнеют в предвечерний хрупкий час.
И в тишине лишь лист сухой шуршит,
И, задыхаясь, прыскают цикады.
Их кузнецы куют незримый щит,
И трепет металлических надкрылий
Ты вспомнил, как последнюю отраду,
Когда увидел тонкий танец пыли.
13
Когда увидел тонкий танец пыли,
Ты разом вспомнил всё, ты сбросил шкуру,
Которую семь дней, пока вы плыли,
Сжимал в бреду под взглядом друга хмурым.
Ты встать пытался, плача от бессилья,
Взгляд не сводя со взмаха побережья,
Где в небе блеск седой орлиных крыльев
Сопровождал табун, как было прежде.
И скорбно сыновья сложили руки,
Чтоб отнести тебя, и жёны взвыли разом,
И ты смотрел, так ясно видя это,
Что не поверил в новую разлуку
С землёй родной, и принял путь не сразу
Спиралью уходящий в море света.
14
Спиралью уходящий в море света,
Вечерний ветер прян и беспокоен.
Я трогаю холодною ладонью
Старинный камень, временем согретый.
Я давнюю предчувствую печаль
С какой-то нежной горечью полыни,
Я говорю вам, словно вы живые,
Мои потомки, крестники меча:
Вы будете красивы и мудры,
Не разжигайте же свои костры
В чужой земле, забыв о Киммерии.
А я отправлюсь в странствия иные,
Сказав пароль пред облачной заставой:
"Звенит земля, своё ли шепчут травы…"
Ключ
Звенит земля, своё ли шепчут травы,
Во сне перебирая память дней,
Когда под свист и вой смертельной славы
Как тетива прямым был бег коней.
И мускульным, свирепым, взглядом кОсым
Кентавры с таврами тавридских торгашей
Врагов вбивали в землю, сняв вопросы
Бессмертной тонкой сущности в душе:
Рождён в степи – стань частью этой были
Иной свободы нет душе твоей,
Ведь ты познал тоску и силу ветра,
Встав на границе моря и степей,
Когда увидел тонкий танец пыли
Спиралью уходящий в море света.