Опасное

Константин Никитин
                Ю.М.


Жил человек.
По глазам судя - поэт,
а, может, влюбился просто, тут уж поди, вычисли.
Но и лицом и жестом
И наизнанку даже был светлый,
легко отпечатывал счастье на одиноких художницах и стюардессах.
Мечтал сделать что-то такое новое,
от удивления чтоб у Земли спутники из орбит вылезли,
чтобы стекла лопались в проезжающих мерседесах.

Хотел бить словом,
будто ударом черным, по белому листу книжному...
Двадцать лет потом
отделял слой за слоем от луковицы своего сердца.               
Но ничего, оказалось, не было
между ним и другой жизнью,
кроме пустых коробок из-под любви к ближнему.
В душе по углам - дохлые кошки,
Да в ушах музыка
нежная-нежная
16 бит, 44 и одна десятая килогерца.

А однажды
подавился чем-то прекрасным.
И слышит - 
оттуда, снизу, где пятки,
душевный такой поднимается голос,
жуткий: " На что ты, дурак, надеешься?
Говорила Баба Яга тебе еще в детстве, 
орала из-под обложки -
Стой! Не ходи туда! -
Не послушал...
Зачем ты вырос такой взрослый?
Вот уж и на ногах еле держишься."

И правда,
Упал, расплескал себе половину крови,
дрожал своим сердцем бледным.
Трудно дрожал, но, все-таки, смог, выжил.
Потом отрывал от себя за строчкою строчку,
топтал их ногами.
Они, живучие,
снова въедались в руки, в глаза, в брови,
высасывали его оболочку.
Таял, стучался в двери. На помощь никто не вышел.

И лишь потом ему,
уже еле видимому,
один какой-то прохожий 
орал -
"Стой!
Смирно!
Молчать!
Ладони показывай!
Почему нет линии жизни?"
Потому что не было жизни уже.
Боже.
Тут уж накинулись, и,
пока стихи не остыли еще,
расхватали,
наелись падали.
Сказали давайте мы
из того, что останется,
идола, что ли, себе вылепим.
Потом подумали -
надо ли?
Взяли, да все и слопали.
Утром встали с такими вот рожами,
кто говном свои буквы выкладывал на бумаге,
кто блевал строчками неразжеванными...
Это ж искусство, деточка, думала все такие хорошие?
Я ведь и сам там был,
Жрал
И кругом все хлопали.
Знаешь как гадко и стыдно
потом бывает,
когда уже ничего не поделаешь?
Хоть иди и вешайся на первом же тополе.

Мы уже изнасиловали вечность своей мелочью,
А нам все равно мало.
Послушай,
Если ты только сможешь,
то никогда,
никогда не пиши ничего, девочка!
Ну что ты смотришь так,
как будто тебе
песня не в то горло попала?