На днях, впервые в жизни этой,
восторженные слыша речи,
и возомнив себя поэтом,
я посетил поэзии вечер.
Я не хотел ни кем быть узнан,
что удалось весьма легко -
не всем известен далеко
мужчина - стриженый и грузный.
Точней, НИКТО не знал меня.
Ни до, ни после фестиваля,
поэты, рифмами звеня,
в лицо меня не узнавали.
Я сел в последний самый ряд,
придя на вечер самым первым,
одним желанием горя:
услышать музыку ИХ нервов,
увидеть плод чужих страстей,
почувствовать сердец биенье,
узнать побольше новостей,
набраться новых впечатлений,
и поглядеть на них самих:
какие, мол, поэты люди?
Насколько я похож на них,
насколько разные мы будем.
Стал наполняться малый зал,
давно уставший от сонетов,
а я смотрел во все глаза
на стихотворцев и поэтов:
в потертых джинсах, свитерах,
в очках, в табачных ароматах
в проём входили мастера.
Мужчин (усато-бородатых)
я как-то переоценил
своим больным воображеньем.
На деле, рыцари чернил
не производят впечатленья.
Нет респектабельности в них,
а есть какая-то убогость
я только гость был, слава Богу,
но сник и был весь вечер тих.
И дамам уступал места,
но, находясь на грани стресса,
не разглядел я женщин там,
где были только поэтессы.
Понятно, внешность - чепуха,
чего-то значит, но не всё же!
Тут обратились все к стихам,
и я к ним обратился тоже.
Вот засверкали рифм огни,
какие странные слова-то!
Как мудро пишут все они,
а сам я - незамысловато...
Так думал, находясь в тоске,
практически сроднившись с нею,
и, за свои стихи краснея,
молчал, укрывшись в уголке.
Я был как будто не у дел,
раздавлен, смят и уничтожен
и, голову склонив, сидел,
скрипя в такт звукам куртки кожей
- Как будто с разных мы планет,
хотел сказать соседу, - слышь-ка?
Я был уверен, что поэт,
а оказалось, что пустышка?!
Всего лишь жалкий рифмоплет,
по прихоти, не по рождению;
не ведавший души полет,
и не вкусивший вдохновенья.
Пишу, что в голову придет,
и выгляжу притом прилично.
Не жду, что муза снизойдет
с Парнаса в кабинет мой личный.
Пишу о разных пустяках,
а вовсе не о мироздании.
Без пистолета у виска,
без мысли суицидальной.
Пишу чернилами, не кровью,
и душу черту не продав,
без катастрофы для здоровья,
пожалуй, даже без труда.
Не износился, не помялся,
не мучился и не страдал,
своим стихам не восторгался,
над сотворенным не рыдал.
Штаны в коленях не обвисли,
на сердце шрамов тоже нет,
я, в целом, неглубокомыслен,
какой я к дьяволу поэт?!
Да, неприятные открытья
нам делать суждено порой...
Мне оставалось встать и выйти,
и тихо побрести домой.
Ну, раз мои дела плохи,
я про поэтов думал хмуро:
как непонятны их стихи!
И как унылы их фигуры!..
фото из интернета