Мой мозг требует соли...
Всё вокруг опреснено, всё дистиллировано...
Ни в чём нет соли... один перец и сахар...
Люди подражают сами себе... в подводных
лодках плывут люди-шпроты, в танках - куски
армейской тушёной говядины...
А ведь слово ГОВЯДИНА произошло от одного
из имён Будды - Говинда...
Боже, Боже... какая же Ты...
Но стоит выкатится солнцу - я забываю о соли.
Мне нe нужна соль!
Уйдите, повара корейской кухни!
Я вас посылал за смертью, так где она?
Опять в ваших салатах?..
Иногда я мечтаю о белом клеёнчатом фартуке
мясника, иногда о молчаливой пастушке, которая
никогда не видела коров, чаще же всего мне
грезятся никелированные Маузеры и плоские ТТ...
Когда я лежу на спине - я вижу бетонное
нёбо комнаты, которая проглотила меня,
и катает языком языком папиросного дыма
уже тысячу лет...
Завтра не наступает никогда, а белые -
всегда отступают, и гремят их психические
барабаны, и капелевские шевроны мерцают
в сумерках покосившейся вешалки, и...
Ничего не происходит из того, что было
обещано в толстых, утробных книгах,
которые я читал, сидя на балконе пятого
этажа подземного гаража Академии Наук...
Мои ноги жаждут рельсов.
Мои руки крошат баранки рулей автомобилей
любых систем и бензоисповеданий...
Что у меня в багажнике?
Буксирный трос?
Как бы не так!
Весь багажник забит трупами тех,
кто хотел стать моим двигателем,
но забыл, что моя машина - Запорожец.
Тучи над городом - встали.
Всё. Конечная.
Просьба пассажиров - покинуть их наконец
в вагонах...
Но заводные машинисты, перебегая из
начала в конец - снова припадают к
контроллерам, и мчат, закрыв глаза, в
чёрные туннели кольцевых линий...
В двери стучат, предлагая картошку
и сахар... больше им нечего предложить,
они хотят денег, они все ищут деньги,
им всем хочется есть, но они ищут
денег, предлагая мне картошку и сахар...
Я снова слышу звуки пианино "Родина",
воспоминание, как я тащил его на свой
пятый этаж, наполняют меня ностальгией...
Сухожилия струн и коленные чашечки
молоточков... обратная сторона Луны
отражалась в чёрных лакированных
досках гроба с музыкой... я не любил
играть. Я любил слушать и смотреть,
как исчезают под мамиными пальцами одни
клавиши, а рядом из ниоткуда появляется
пастила других...
Не люблю музыку.
Но мне нравится когда её играют...
Часто, глядя в стеклянную дверцу
телевизионной буржуйки, я выключаю звук,
и слушаю глазами симфоническую мерзость
этого мясомолочного мира...
Бычьи жилы скрипок, конские волосы
смычков, слоновья кожа литавр - вот
всё, что осталось от музыки мычания,
ржания и трубных песней сухопутных
китов...
Оркестранты.
Ругательное слово.
Их искусство делать из всего
окружающего - подобие окружающего -
завораживает...
Но только не детей.
Вот они, вырожденные в мир -
будущие творцы себе подобных...
Но хватит.
Пять капель эфира на ложку
столового серебра, и - спать.
Но разве я не сплю?
Разве это не ко мне во сне приходили
разведчики нефти, чтобы
я написал им их гимн?
Они смотрели на меня нефтеналивными
глазами, их пальцы жирно лоснились,
их костюмы отливали чёрным золотом,
и ослепительно сверкали портсигары
их чистого серебра, которое я видел
первый раз в жизни...
Слава Богу, что я спал!
Издевательский гимн был продан
за пластмассовое окно, которое,
пыжась и корячась для вида -
установили мне совершенно чужие
люди, не ощутив жирного налёта
нефти на моих деньгах...
Как прекрасен этот мир!
Нефтяное окно защищает меня от
бензинового безумия имперских
колесниц Форда...
Во всём видны редукторы и
планетарные шестерни механических
связей этого убогого Божьего
конструктора...
Всё предсказуемо и незыблемо
в своём саморазрушении...
Лишь икота, одолевающая меня
в моменты просветления, сводит
на нет зарождающуюся готовность
жить во имя жизни на земле...
Завтра, когда я вновь усну,
с помощью Всемирного Эфира и
книги Робинзон Крузо - ко мне
вновь придут.
И вновь принесут туалетной
бумаги с портретом президента,
чтобы я снова смог восславить
то, чего нет и никогда не было...
И я не откажусь.
Пора поклеить новые обои,
из-под которых, когда-нибудь
проступят слова - Мене. Текел. Фарес.
И тогда я снова попаду
во чрево какой-нибудь
молодой студентки Института
Иностранных Языков, и она родит
меня в новую жизнь, в которой
ещё так мало гимнов окружающему...