Полутораухий щеночек
(“Пустите, пустите в подъезд!”)
то кость после Лорда обточит,
то с птицами крошек поест…
Бедняжке и имя не дали
и кликали все вразнобой.
Бывало, камнями бросали,
а в общем… не брали с собой.
Взгляд ищущих влажных горошин
за каждым бежал наперёд:
“Ну кто же, ну кто же, ну кто же
собачку с собой заберёт?”
А как подмораживать стало,
в песочнице, лапы под грудь,
он плакал всю ночь – холодало
и псу не давало уснуть.
Вставал, и ножонками – лап-ца! –
плясал – вот бы в мусорный бак!..
Попробовал, было, скитаться,
да сильно боялся собак…
Один старичок старой шалькой
тщедушного пса обмотал.
В одёжке, за брошенной галькой
он, как за подачкой, бежал.
Но счастье бывает. Промозглым
октябрьским утром одним
под чей-то отчаянный возглас
в ладони попал пилигрим.
Прижался к руке той покрепче
(тепла, словно вата, мягка!),
по-своему что-то лепечет
и гордо глядит свысока.
А Кто-то Хороший находку,
как ветошь, засунул в трубу.
Застряли собачьи обмотки,
восторг захлебнулся в мольбу.
В подмёрзшей октябрьской луже
труба дожидалась весны…
Засунул щеночка поглубже
и прочь зашагал – хоть бы хны.
Он полз из последних силёнок,
боясь и собак и людей.
Найдёныш. Подкидыш. Ребёнок.
Взъерошенный мой воробей.