Он сидел в туалете со старым ''Playboy''ем в руках. Жизнь ему казалась скучной и бесцельной, от летней 35'градусной жары крыша съезжала окончательно. Он надеялся, что зимние красавицы в мехах спасут его. К двери на против него желтым скотчем была приклеена картинка, примерно 25*50. Казалось, в ней не было ничего особенного. Обыкновенная фотография из просроченного немецкого календаря, кем-то давно приклеенная на дверь.
Безграничное море, покрытое серым налётом вечера, с оранжевыми потертостями, как на старых джинсах. Или новых, но в которых красили забор, оранжевой краской. По середине чёрные скалы висели грозным монолитом, как большой чёрный прямоугольник с дыркой посередине. Все, кроме одной. Она жила справа, небольшая равнобедренная трапеция.
Солнце висело над серединой этого сооружения природы, тихо, но верно, пронзая своими красными шипами грозный камень. Небо больше походило на яичницу с апельсином. Темно-оранжевое пространство белка, растекшийся серо-лимонный желток и почти закатившийся апельсин-солнце. Картинка была, как будто мертвая. Ни птицы, ни паруса. Апельсиновое спокойствие бездны.
Однажды его очередная девушка, выходя из туалета, задумчиво посмотрев, спросила:
- Как надо снимать, что бы неживое солнце на закате слепило глаза?
- Что?!
Он не видел это кем-то давно приклеенной фотографии. В этом маленьком помещении он обычно смотрел на обнаженных девушек. Поэтому он открыл облупленную перекосившуюся дверь и посмотрел на неё с другой стороны. Яркий свет апельсинового видения ударил по глазам. Впечатления хватило на 10 минут. Потом он пошел на кухню, открыл холодную бутылку пива и сказал:
- Сделай мне яичницу с апельсинами…
Конец…
февраль 2003