В малахитовом ящичке нож и пергамент обложки…
Пеньюар, защемленный бесчувственным пуфиком тянет
Перекошенным стать силуэтом – никто не поможет
Встать мостом между инем и дремлющем в сумраке янем…
В шелковистой подкладке терьера - уставшая правда
Греет ноги на мягкой скамейке услужливой твари,
Это время сомнений и лжи, если низко – то падать
Непременно к ногам. Если лгать – то конечно в ударе…
Позже, глядя на тень – или инь в переводе движений
На язык полуснов, и меняя фигуры местами:
Белый шелк покрывала меняется с дремлющей тенью -
Ты напишешь: она выжигала тату на запястье глазами,
Ловко прятала душу в сосуд алебастровой смеси
С янтарем, и смеялась из раковин моря немого…
Это только начало романа, и если ты в силах – то смейся
Над неловкостью судий, гремящих скрижалями строго.
Из немногих цитат сохранилось лишь «не…», на подушке
Растворятся след от укуса и волосы спящей…
А в каком из сосудов душа – поищи свою душу,
В малахитовом ящичке нож - он почти настоящий,
Он наутро разрежет страницу на две половины,
Обмакнувшись в кровавый финал продолжения страсти
В изложенье служанки, расправив затекшую спину
Завершит сочинитель, любовник, виновник отчасти….