* * *
Это март – или это ноябрь?..
За окном перелески пусты.
Одинокой луны канделябр
озирает сырые кусты…
В эту полночь любой одинок.
Так чего же упорствовать нам,
отдаляя рассвет – как пролог
нашей повести – или финал?
Я не автор ее, а герой
с негеройской на майке дырой,
проживающий жизни тишком,
заглушающий страхи смешком
и такой вот невнятной порой
заклинающий время стишком.
Но какой бы он ни был – стишок
не отменит последний стежок,
не заставит не падать снежок
на чернеющем дерном дворе.
И призывно в далекий рожок
ясноглазый дудит пастушок…
Он веселую песню зажег,
ожидая меня на горе.
Ноябрь 2003
* * *
Дорога, что гортань, суха.
Стекло опустишь – только хуже,
и шум резины – не снаружи,
а в голове, как гул стиха,
который тужится, бубнит,
слова без смысла подбирая,
шипы согласных истирая,
в однообразный монолит.
Лети на пятой! жми вперед,
хоть тот черед – давно вчерашен.
Но ливень вдруг, упруг и влажен,
в оконный барабан забьет –
и все иначе! Мир незряшен
и незлоблив. Наоборот:
почти любим, почти не страшен.
Но кто там плачет столько лет –
ты или радио? – ответ
ему по-прежнему не важен.
Ноябрь 2003.
* * *
Голубоватым светом января
и шумом детворы с крещенских горок
меня встречает твой субботний город,
еще до стука двери отворя.
Его лимонный чай бодрящ и свеж.
Его ладони пахнут теплым тмином,
когда, пускаясь в гору из долины,
пересекаем облачный рубеж.
И ночь длинна, морозна и каминна
под яблоком надкушенных надежд…
Его рассвет – румянцем на щеках,
и мы - как дети на его руках!
А он – все понимающий и мудрый.
И то, что будет в будущих веках, -
все будет в это розовое утро!
А остальное – выдумка, подлог,
предлог вернуться к осажденной Трое.
Снежинки мотыльками в лобовое…
Вот так и мне бы – без раздумий в лоб,
и – вечный мир, и терпкость губ и хвои
на острове печальных Пенелоп.
Ноябрь 2003
* * *
Лиловеет вечерне окно,
зябкой змейкою тянет по низу.
Дом затих… И крикливым пятном
остается один телевизор.
Не ленись – наклонись, потуши…
Вот теперь, как хотел: ни души.
Не дыши, коли хочешь посметь
и услышать как бабочка бьется
в паутине, и бабушка смерть
батожком под окошком скребется,
Как плывет фиолетовый дым
и становится телом твоим.
Отлетает душа к потолку,
стрекозой зависая в полете…
- Дайте, бабушка, я потолку
что вы там бесконечно толкете.
- На, внучок, помоги, потолки! -
и пустые подымет белки…
Ноябрь 2003