Всё утро в Камергерском работал миномёт. Заряды тихо перелетали Тверскую и падали в Газетный переулок. Стеклянное здание ресторана дона Макдона пустовало. Некогда единственный на весь город любимый центр поглощения еды пришёл в негодность. Везде где только можно, включая само здание и подступы к нему, растеклась жирная белая масса. Для справки: первые часы работы миномёта жирность зарядов составляла порядка 67% и лишь после того, как здание ресторана полностью скрылось в майонезе, жирность упала до 52%.
За всем происходящим я наблюдал из-за спины А.П. Чехова, вернее путался у него между ног и не знал, куда себя подать. Болтаясь в полусогнутом состоянии, я делал вид, что интересуюсь историей русской литературы, хотя на самом деле, мне было абсолютно наплевать на неё – я искал вход в туалет. Задолго до того как памятник встал на свой постамент, на этом самом месте располагалась довольно уютная и чистая уборная – образчик победы социализма в отдельно взятом г.
Я испытал сильнейшее чувство ностальгии по тем стародавним временам, но положиться на А.П. Чехова – по этическим принципам не мог. Поэтому мне пришлось терпеть всё это зрелище и не подавать вида, в то время как на моих глазах мочились антиглобалисты. Когда их собственные запасы майонеза закончились, они обратились в окрестные магазины, ближайшим из которых оказался «Молоко» на Большой Дмитровке. Вынеся всё что было, они продолжили. Миномёт стал работать заметно громче и кучность попаданий ухудшилась. Теперь уже майонез растёкся по всей Тверской улице и достиг памятника Юрию Долгорукому. Манежная площадь осталась нетронутой. Антиглобалисты выкрикивали оскорбительные реплики и показывали не менее уважительные жесты. Но ресторан дона Макдона держался: ни один служащий не изменил своей позиции. Я же терпеть больше не мог и, оторвавшись от А.П. Чехова, поспешил в сторону Телеграфа.
- Занять Телеграф, телефон, телевсё! - сорвавшимся голосом шептал во мне дедушка Ленин.
- Спасибо тебе, дедуля, за моё пионерское детство! – звонко отзывалось во мне. – Всегда готов!
Часы на здании Телеграфа показывали повышенное давление и 38.2 по Цельсию, время отсутствовало напрочь. Ворвавшись в вестибюль, я заорал:
- Всем лежать не двигаться я революционер я, если что, и сам уйду!
Внутри никого не оказалось. Телеграф пустовал, а все служащие либо умерли, либо ушли на фронт. Побродив по зданию, я везде где смог оставил надписи не двусмысленного содержания, доказывающие моё присутствие. Телеграф был взят. Я там был. Телеграф был взят мной. Следующими по заветам Ильича должны были стать телефон и телевсё. Но мне нужен был туалет и поэтому Ленин замолчал навсегда.
Когда майонез из «Молока» закончился, неугомонные антиглобалисты взяли штурмом здание Государственной Думы – депутаты сначала сопротивлялись, но затем пошли на уступки и продали весь свой майонез в пользу голодающих всех стран. НДС, НсП и самый низкий в Европе подоходный налог были взяты в тройном размере.
Итого: за двести сорок тысяч коробок майонеза, общей массой нетто два миллиона четыреста килограмм, и две пачки по двести семьдесят два грамма брутто, было уплачено много-много денег, из которых пять тысяч рублей ушли на оформление документов для открытия счёта в пользу голодающих всех стран, а оставшиеся сто рублей легли на этот самый счёт. Также была создана специальная служба, в лице секретаря Маруси, для приёма пожертвований от частных лиц, призванных своевременно пополнять ресурс.
Я воспользовался тем моментом, когда миномёт перешёл на депутатский майонез, для справки: жирность такого майонеза не поддаётся анализу по вполне понятным причинам, и вбежал в ресторан дона Макдона.
- Свободная касса! – соблазнительным голосом отреагировал на меня объект женского пола. Будучи полом противоположным и к тому же революционнонастроенным, я грубо парировал:
- Улыбка и туалет – всегда бесплатно!
Во мне не признали потенциального клиента, но и за антиглобалиста не приняли, поэтому все остались на своих местах: я при входе, с пистолетом приставленным к виску «Зубастика»; девушка за кассой, за кассой; менеджер зала, за девушкой за кассой, за кассой; уборщик, за менеджером зала, но уже по личным причинам; всех же остальных – сдуло ветром, по крайней мере, сквозняк из открытой мной двери был очень сильным.
Дуло в голову – так мы и продвигались. «Зубастик», не путать с Рональдо, висел на моих руках безжизненной куклой. Будучи клоуном, он с детства боялся пистолетов приставленных к его голове, особенно таких, какой был у меня. Блестящий с длинным полированным пластиковым стволом покрытым хромнапылением и такой же пластиковой матовой чёрной рукояткой, мой пистолет стрелял пистонной лентой и был многозарядным.
Клоун молчал и бездействовал. Я медленно шёл вперёд. Троица за кассой наблюдала за происходящим не в силах что-либо изменить. Антиглобалисты усилили напор, перетащив миномёт на Тверскую.
- Кто вы? – вдруг очнулся менеджер зала.
- Я взял Телеграф! – ответил я, гордо распрямившись.
- Вы один из тех? – испуганно промямлил менеджер.
- Я один из наших! – гаркнул я.
- Мы не сдадимся – прошептал менеджер и обнял уборщика.
- Я проходом – улыбнулся я и поспешил в уборную.
«Зубастика» пришлось бросить под дверью и, решив вопрос положительно, вернуться к остальным без тяготившей меня всё это время обузы.
- Я ухожу – успокоил я девушку за кассой, за кассой.
- А как вас зовут? – поспешила она исправиться за свои: «касса свободна».
- Меня зовут Аврор! Можете приходить ко мне по вечерам, например в субботу или во вторник, в районе восьми. Мы будем бороться за мир во всём мире – подытожил я и вышёл.
- Он взял Телеграф – неслось вслед за мной из ресторана дона Макдона.