Поговорить нам стоит о России,
где рекам быстрым тесно в берегах,
я вижу небо в светлых их глазах.
Я - славянин. Там имя, жизнь и сила.
Великолепен наш славянский стих.
Все в мире круглое, как зерна наших гласных.
Цветы в шмелях, всех желтых, громогласных.
Шмели напоминают мне о них.
Там, вдалеке, оставил я основу.
У слов моих так поступь тяжела.
Они идут, забыв свои крыла,
за ними шлейфом тянутся оковы.
Послушай музыку, дитя, глаза закрой.
Увидишь заводь, черную и в день.
Почувствуй запах лилий на воде
и прикоснись к стеклу своей рукой.
Береза в гусеницах.Сердце их хранит.
Но зелень умерла давным-давно.
И все же вижу, вижу все равно -
на кончиках высоких ног стоит.
Живу в опасности. За мною ходит тень.
Стучит мне в рукопись тюремными ключами.
Обычно она властвует ночами.
Я радуюсь, когда приходит день.
Я вижу Пушкина. В пролетке едет он.
Длинна дорога, тихо все и скучно.
И тихо напевает старый кучер,
и дремлет Пушкин, погружаясь в сон.
Потом Некрасов: все гораздо строже,
и рифмы выше, раздраженней и сильней.
Других не надо - эти всех нужней,
других не надо - эти всех дороже.
А мы хотим кротами землю рыть,
и рысью быть, и ласточкой кружить.
Мы все хотим поэзии служить,
не важно нам - лететь, бежать иль плыть.
За горизонтом стая журавлей.
Они поют о том, что стрел все больше.
Они все лучше, тетива все тоньше,
все меньше птиц на родине моей.
Но я изгнанник. И молчат дороги,
хранящие следы моих ступней.
Молчат круги годов у старых пней.
Молчат мои несуществующие боги.
Бежал, и ноги налиты свинцом,
и неуклюже, как слепая птица;
она решила в шляпе поселиться.
И я надел, разбив ее яйцо.
Однажды, под завесою дождя,
почувствовал я что-то от России.
То, что потрогать пальцами не в силах,
но что вдыхал, слезами изойдя.
Ах, доброй ночи, детка, не грусти,
я остаюсь до мозга кости Russian.
Бессонница, твой взор уныл и страшен.
Любовь моя, отступника прости.
14.01.2004