Сусанин Ваня вёл врагов,
Их на погибель обрекая,
Среди болот или снегов,
Подальше от родного края.
Давно то было, но других,
Ивана братьев дорогих,
Навек запомнил наш народ,
А для чего, сам не поймёт.
Иные плюнули б три раза
И позабыли в тот же миг,
Всех тех, кто к памяти прилип,
Как к телу страшная проказа,
Но знают все, что наш народ,
Ни бог, ни чёрт не разберёт.
Сусанин Вова среди всех
Умом заметно отличался,
Один лишь был у Вовы грех –
С плохой компанией якшался.
Но, как Сусанин по природе,
Мечтал он вдаль вести народы,
Причём залезть в такие дали,
В каких и черти не бывали.
И вот теория готова
О том, как вдохновить народ,
Идти, не мудрствуя вперёд.
Всё рассчитал Сусанин Вова.
Однажды Зимний пал дворец,
И многому пришёл конец.
Вначале сгинули дворяне,
Капиталисты после них,
Царя с семьёй, видать по-пьяне,
Велел угробить Вова-псих,
Загнал священников по уши
В снега, мол, хватит бить баклуши
И одурманивать народ.
Оттаете, коль даст господь!
Всё Вове мало, мало, мало,
Башку разогревал, как мог,
Но у него не вырос рог,
А крышу напрочь оторвало.
И сразу верилось едва,
Что подвела вдруг голова.
Володю после смерти сразу
На память впёрли в мавзолей
И слёзы лили раз от разу,
Иные вплоть до наших дней,
Но тот Сусанин, что за ним
Явился вечером одним,
Повёл народ в такие чащи,
Куда чёрт грешников потащит.
Он не просил, не призывал,
Но все так скоренько шагали,
Что друг на друга наступали –
Ведь он пинками подгонял.
И говорил, для дела надо,
Нам не жалеть чужого зада.
Он очень нежно звался Иося,
Хоть беспощадным был, как смерть,
Но и ему не так жилося,
Как он того бы мог хотеть.
Не тёрли ноги сапоги,
Но так измучили враги,
Что он вконец растратив силы
Едва доплёлся до могилы
И, наконец-то, выдал номер:
Под вечер, возвратясь домой,
Поправил серый китель свой,
И огорчивши многих, помер.
Вроде б окончились пинки,
О нём есть плачут дураки.
Но тут пришёл Сусанин новый
И указал всем путь иной.
Был он хоть лысый, но здоровый,
Рубаха парень, в доску свой.
И звался просто он – Никита.
Забыта прежняя печаль,
Повёл Сусанин снова в даль.
Пошли вперёд по кукурузе,
Степями и по целине,
Почти что выбрались к луне
В едином слаженном союзе.
Никита тоже не скучал,
Сандалией, где хотел, стучал.
Но он устал и возгордился,
Утратил боевой свой пыл,
Отстал, едва остановился,
Как вмиг народ его забыл.
Сусанин новый занял место,
Но был он из другого теста –
Ну, просто форменный герой,
Да и народ за ним горой.
Сам трезвым он бывал едва ли,
Но чтобы справедливым быть,
И остальным давал он пить.
Его все Лёней величали,
Душевным он настолько был,
Что целовать народ любил.
Он вдоволь поиграл бровями,
Народу объявив привал.
Увы, задавлен был годами,
И вес наград его сломал.
Он очень медленно скончался,
А род его не растерялся:
Один, второй взялись вести
И шага не смогли пройти,
За Лёнею шагнули следом.
Сердца не тронула печаль,
Их как-то и не очень жаль –
Ведь каждый был давно уж дедом.
Им бы не покидать кровать,
А не народом управлять.
И тут пришёл Сусанин Миша,
На буйной голове пятно,
Я на базаре как-то слышал,
Что, то - прилипшее говно.
Он говорить мог бесконечно
И улыбался всем сердечно,
Хотел дружить со всеми сразу,
Что лишь под силу унитазу,
Но не сумел. Ему б силёнку
Такую, как его язык.
Увы, он сдрейфил, поднял крик,
В штаны наклал и шасть в сторонку,
Потом, не постирав штаны,
Стоял и ждал команд жены.
Тем временем вести народ
Собралась целая толпа –
Сусаниных огромен род,
И нет другого дурака,
Такого же, как наш народ,
Ему хоть задом наперёд
Тащиться, не бранили б строго,
Да водки продавали б много,
Всё остальное трын-трава.
И получилось как всегда,
Народ растёкся как вода,
Пустые слушая слова.
Сусанины, гей! Чей черёд?
Ещё кто хочет? Пусть ведёт!