А прошлое сжимал как свечку я
в огромном кулаке бессилия
и все шептал какой-то девочке:
“Прости меня... Прости меня...”
Я не нуждался в утешении.
И пачку индульгенций - в форточку!
Но страшной язвой всепрощения
мой мозг изъеден был насквозь почти.
А сон являлся мне не карою,
а безразличием покойника.
Я извивался над гитарою
и открывал поэта Шойнику.
Мне было грустно. Было тошно мне,
как будто близок смертный час.
П за спиной стояло Прошлое,
ехидно щуря левый глаз...