Толпился народ на вокзале привычно,
Горохом рассыпался по электричкам.
Шумно захлопнулись серые двери,
И вдаль побежали дома и деревья.
Сидим по-семейному в тесном вагоне:
Между сидений поставили столик
И режутся в карты двое парней.
Бабка, зажатая возле дверей,
Ворчит и ругается без передышки,
А сзади ей рожки ставят мальчишки.
В тамбуре дымном - свалка и гвалт:
Галдит и хохочет там молодняк.
Частой цепочкой
По поезду двинулись продавцы.
Один продает кошельки и пакеты,
Другой - детективы, журналы, газеты.
И словно куплеты под грохот вагонов
Звучат голоса коммивояжеров.
Сижу у окна, на потертом диване,
С тысячей грязной в дырявом кармане,
Взглядом задумчиво храм провожая,
Слышу рекламы и размышляю:
Куплю я расческу, а чем будет лучше?
Ведь ей не причешешь усталую душу!
А ту темноту, что ее пожирает,
Вряд ли подсветит карманный фонарик.
Кто мне предложит верное средство
От грязных следов
и от шрамов на сердце?
Вокруг, разнося фимиам обольщенья,
Течет ручеек бесполезных вещей.
Впрочем, я мыслила так, может быть,
От неспособности это купить.
Перед калекой глаза опуская,
С досадой вздыхаю: ”Самой бы подали!”