Вся в мыле, как пивная кружка,
Дрожала трубка у виска.
Гудок, и провалилась двушка,
Соединяя берега.
И зренье сдвинулось, как битва,
Пронзило стены- эти, те,
И я тогда его увидел
На олимпийской высоте.
И словно голосом Харона
Я был тогда ошеломлен,
И словно ртутную корону
Хватал гудящий телефон.
И вышел вон - к теплу апреля.
Шумела яркая Москва,
Но все дымились и горели
Его огромные слова:
- Позор и крики бесполезны,
Не этим дышит человек.
Был век воздушный, век надземный,
Теперь настал подземный век.
Россия сном кровавым дремлет,
Горит мильонами огней.
Ее Москва ушла под землю,
С тех пор, как Сталин умер в ней.
Она глядит на мир, как зритель,
Как пленник собственных картин.
Ее главнейший управитель
Есть оживленный Буратин.
Дрожит рука на кнопке пуска,
Но каждый взят на карандаш.
Теперь любой, кто назван Русским,
Или Мордвин, или Чуваш.
Но кто же скинет это бремя?
Кому за дело воздадим?
Кто опрокинет это время?
Быть может, Кожинов. Вадим?
Но смысл пусть отольется в слово,
Стихи, как рожь, уйдут под снег.
Но их прочтет весною новой
Времен грядущих Печенег.
Ворота в будущее узки,
Но не склоню свою главу.
Но он прочтет и станет Русский,
И внидет в падшую Москву.
Москва и Русь предстанут миру,
И воссияет их венец.
И Пушкин вновь поднимет лиру,
И мне тогда придет конец.
Но горевать еще не время,
Я жду жестокого конца.
Но я есть я! Я - Русский Демон!
Я пил из черепа отца!
26 ноября 2003 г.