Поминки по «Русскому году» в Германии и Книжной ярмарке – 2003 во Франкфурте
(08. – 13.10.03)
Книжная ярмарка во Франкфурте на Майне, гостем которой в этом году была Россия, открылась 7-го октября великолепной гала-концертом звёзд российского искусства в Старой опере. Блестящие артисты ещё раз доказали, что русское исполнительское искусство открыто и к мировой культуре, и к собственной богатой музыкальной традиции. Особенно эффектны были объявленные в программе «финальные поклоны участников гала-концерта».
«Русский год» начался гораздо раньше. С конца лета во многих залах Германии звучала русская музыка и произносилось русское слово. А ещё в начале июня торжественно поплыл по Рейну, Майну и Дунаю «Корабль культуры» - «Болеро», от Дюссельдорфа до Пассау показывали своё высокое искусство русские музыканты, циркачи, писатели и поэты.
Ещё раньше стали готовить лучших писателей и поэтов в поход (полёт) на книжную ярмарку во Франкфурт-на-Майне. Где-то ранней весной промелькнуло заявление, что из писателей не возьмут никого, чтобы не было никому обидно. Потом прошли слухи, что сто лучших всё-таки отобрали. Потом можно было услышать зависть из уст немцев, и не только немцев, – мы-то, пожалуй, сто не наберём. Зато одно из обществ, призванных наводить мосты между Германией и Россией, объявило о проведении в связи с Русским годом… тараканьих бегов, которые состоятся в берлинском ресторане «Пари-бар», где примут участие 99 тараканов!
Техника позволяла заранее ознакомиться со 100 лучших, на это есть интернет. В русском списке довольно много академиков Академии русской современной словесности, уже из названия ясно, что это современники: академики Д. Бавильский, А. Зорин, Н. Иванова (кавалер ордена Знак почёта), Б. Кузьминский, есть и другие академики. О многих авторах сказано кратко и ясно. С. Есин: «прозаик, традиционалист», В. Маканин «придерживается реалистических тенденций». А. Слаповский: «Его произведения отражают самые популярные тенденции в современной русской литературе».
А. Волос: «Тяготеет к традиционно реалистической манере». А. Курчаткин: «Признанный мастер классического романа». Наконец, А. Битов: «Живой классик русской литературы, предтеча постмодернистов». Затем идут постмодернисты, как известно, классиков не жалующие и предтеч принципиально не имеющие. Дм. Быков, в романах которого «альтернативно-иронический взгляд на истории России». Дм. Пригов: «Принудительно направлялся на лечение в психиатрическую клинику...» и, конечно, В. Ерофеев: «может быть, есть в современной литературе имена более яркие, но более скандальных нет».
За скандальными именами следуют знаковые: В. Курицин: «одна из знаковых фигур светско-литературной жизни последних лет». П. Крусанов: «С него началась питерская реконкиста русской литературы». И совсем хорошо: Дм. Липскеров: «успешно сочетает писательскую деятельность с ресторанным бизнесом». И снова классики: А. Кушнер.
Из старшего же поколения упомянут А. Вознесенский, как один из тех, кто «не исписался». В одиночестве О. Седакова: «Лидер философско-символического направления в современной русской поэзии». Интересно, кто следует за «лидером»? И вот ещё о хорошем и перспективном прозаике А. Черчесове: «Автор современных и актуальных метафизических романов». Авторы несовременных романов, конечно, не приглашены.
Вообще многие справки об авторах читаются как плохие переводы с непонятного иностранного языка, хотя предполагается, что написаны они по-русски. Кстати, ревнители чистоты русского языка, весьма немногочисленные, пытались на презентации «Пушкин-института», призванного заниматься за рубежом «популяризацией русского языка, русской литературы и культуры» (так сказано в проспекте), обратить внимание на неуклюжесть самого сочетания: «Пушкин-институт» звучит как нечто, имеющие отношение не к Пушкину, а к пушке. Но тщетно.
Однако, что можно говорить о русском языке, если в одном из номеров швейцарской «Нойе Цюрихер Цейтунг», посвящённом участию России в ярмарке, была опубликована статья, где безо всякого юмора утверждалось, что из-за свободного порядка слов в русском языке этот язык не дает возможности делать однозначно определённое высказывание. Поэтому русским нельзя верить на слово, и они сами не могут ничего путного совершить именно из-за своего языка!
В той же газете пишет популярный ныне польский писатель Анджей Стасюк: «Итак, Россия – это одиночество и тоска. Хотел бы кто-нибудь видеть Россию своим соседом? Я не вижу добровольцев. Отсюда полное одиночество России, в чем она сама видит собственную исключительность. Эта исключительность существует, безусловно, но в негативном смысле, ибо она приводит к страху. Сначала мир содрогался от экспансии России, от ее болезненной распростёртости, от владения ради владения, теперь мир содрогается от ее распада. Печаль возвращает нас к тому, что все это величие ничего не может предложить. Ее существование исчерпывается существованием как таковым, продолжением существования (Fortbestehen). Создается впечатление, будто история не находит там применения, не служит тому, чтобы извлекать уроки, не являясь предметом рефлексии. Россия это не страна, это проблема (Ru;land ist kein Land, sondern ein Problem). Кажется, будто она полностью изнурена собственной величиной (Es scheint so, als w;rde es durch seine Gr;;e v;llig ;berfordert)». И в заключение – «Калашников, излюбленный пропагандистский и экспортный шлягер России».
И, конечно, – статьи о русской мафии: «600 фирм в Германии принадлежат последней»; «кто правит Россией»? Московская корреспондентка газеты «Франкфуртер Алльгемейне» Керстин Хольм выпускает книгу, где современная коррупция чиновников объявляется исторически обусловленной. Она идёт от древнего обычая княжеского «кормления». Даже немецкий рецензент отмечает, что корреспондентке Россия просто «надоела».
Бывший посол в России господин Майер-Ландсхут выпускает книгу с красноречивым названием: «С Богом и длинными подштанниками».
Выпущенный к ярмарке пресс-релиз «Образ России в восприятии жителей Германии» обобщает: «Дефицит информации о России порождает или негативный, или лубочный имидж страны».
«Лубочный» имидж не мог не повториться на ярмарке. Но это, скорее всего, не беда. Матрёшки безвредны.
Вот как газета «Франкфуртер Рундшау» 11.10.2003, № 237 описывает происходящее в российском павильоне: «Некая группа изображает человека, запакованного в пенопласт и увешанного сумками, получающего со всех сторон назидательные формулы (это произведение искусства русского поп-художника Гриши Брускина, который выставляется во Франкфуртском еврейском музее). Так было в Советском Союзе, внушается зрителям. Наконец, бросается в глаза, почему это представление так странно и старомодно: потому что все это изображают серьёзные люди почтенного возраста. Среди них, впрочем, и сама Ирина Прохорова, выглядит довольно забавно».
Ирина Прохорова, главный редактор «Нового литературного обозрения», лауреат государственной премии 2003 года, её участие в ярмарке основополагающее, как в выборе авторов, так и в составлении программы. Программным пунктом НЛО («Нового литературного обозрения») является изменение русского национального мировоззрения в сторону, как надо полагать, международного и неизбежного постмодернизма. Поэтому тон всему на ярмарке должны были задавать постмодернисты и примкнувшие к ним с перепугу «живые классики». Действо, не без иронии описанное Франкфутрской газетой, называлось «Good-bye UdSSR, - весёлое прощание с советским прошлым в стиле стихотворно-музыкального перформенса с участием Дмитрия Пригова, Гриши Брускина, Льва Рубинштейна...» Германист Юрий Архипов как-то в «Литературной газете» задал риторический вопрос – «зачем немцам бессмысленнейший Рубинштейн»? А затем, чтобы немцы и швейцарцы не боялись ни похороненного СССР, ни всё ещё дышащей России. В то же время Борис Гройс пишет о постмодернистах Пригове-Рубинштейне и др. как о неком «коллективном авторе».
Постмодернистская литература, где-то уже граничащая с вандализмом, в лучшем случае направлена в сторону смеховой культуры (это по Бахтину). Однако, в отличие от её средневековой данности, она не должна быть народной, это развлечение для элиты. Вернее, постмодернисты хотят создать себе элиту, освободив для себя место, похоронив культуру предшествующую, или хотя бы исказив её, сделав её, таким образо, непригодной для продолжения традиции.
Ирина Прохорова на дискуссии об интеллектуальной литературе заступилась за массовую культуру, указав на то, что русская классика 19-го века, якобы заменяла в своё время... телевизор. Интересная мысль. В наше уже время постмодернист В. Сорокин (в русском интернет-списке его нет среди «100 лучших», но он есть в немецком, он является лауреатом Министерства культуры Германии) объявил русский язык вообще устаревшим, а отвечающим требованиям современности назвал язык… телевидения. Возможно, он имел в виду плохое владение русским языком у тех, кто обычно допускается на телевидение.
Телевизор вовсе не обязательно нуждается в языке, он изображает, и лучше всего голую натуру. Эстетика «низа» и «зада» – одно из открытий постмодерна. Поэтому на ярмарке было торжество голой натуры, начиная с книги Игоря Кона «Мужское тело в истории культуры»: презентация. Выставка: «Обнажённая для Сталина», эротическое фото советских времён. Книга Михаила Кононова, ныне живущего в Германии – «Голая пионерка», о полковой проститутке, согласно немецкой прессе – свежий взгляд на Вторую мировую войну. Роман Л. Улицкой «Женская ложь» - о русской проститутке в Швейцарии. Как пишут газеты, автору нравится эта ложь. Для тех, кто не хочет быть голым, продаются майки с надписями: «Анна Каренина», «Распутин», «Лолита», «Му-му».
Если Андрей Битов в своём интервью «абсурдное в нашей натуре» утверждает: «Я люблю время Пушкина» («Ди Цайт», 09.10.03), то во многих постмодернистских высказываниях сквозит неприятие Пушкина. В одной из своих заметок Пушкин пишет о наблюдателе, который в одном из самых ярких наслаждений увидел «содрогание, почти болезненное». «Несносный наблюдатель!» - восклицает Пушкин, исходя из того понимания меры и вкуса, которое ныне оспаривается ниспровергателями традиции. Весь постмодернизм построен на «несносных наблюдениях», на упорном вглядывании в замочную скважину, в стремлении посадить человека, подобно бактерии, под стекло.
Стихи, например, – Вера Павлова, лауреат премии благородного Аполлона Григорьева: – «одно из самых заметных явлений в современной российской поэзии». Австрийский журнал «Веспеннест» («Осиное гнездо») подготовил русскую часть к ярмарке. Вот вам Вера Павлова: «В троллейбусе. Вдруг – / жуткое расстройство кишечника / я вся сжалась, чтобы не обкакаться / ты знаешь, сколько раз я кончила? / Несчастные мы люди». (Не знаю, каков подлинник, перевожу с немецкого)... В качестве комментария к этому можно добавить текст Пригова : «Это известно, что во время полового акта стонут, и что из этого следует? Да, практически ничего. Итак, нечто потное, вонючее, иногда что-то шумное (громоподобное?), но это происходит не так часто». (Не знаю, каков подлинник). Что из этого следует? Что это та часть российской словесности, которая наиболее интересна для перевода.
Затем читаем еще одного лауреата немецкой Пушкинской премии – Тимура Кибирова, который в своих стихах пишет о себе, что он моложе 200-летнего Пушкина, а также 100-летнего Набокова, 60-летнего Бродского 50-летнего Айзенберга, и вслед за бедным Евгением из «Медного всадника», которому так не хватало «ума и денег», желает себе побольше «баб и денег», полагая, что ума для насущной современности уже хватает.
Такова поэтика, легко приравнивающая Кибирова и Айзенберга к Пушкину и Набокову. Затем следует интервью с самим В. Сорокиным, который отвечает на все вопросы с обстоятельностью японского говорящего робота. От него требуют ответа, о чём он говорит мысленно чуть ли не с Богом, и тот отвечает о насущных проблемах бытия: «Почему я должен всё это делать? Чистить зубы, зарабатывать деньги. Это для меня загадка. Надо ли действительно постоянно зарабатывать деньги? Я все время чувствую мою уязвимость, моё несовершенство. У меня, например, нет крыльев. – Для чего вам крылья? – Ну, да, я сейчас, например, должен идти за хлебом. Вместо того, чтобы одеваться, я бы мог просто слетать в супермаркет».
Диалог по накалу мудрости действительно достоин автора, которого немецкие издатели и критики ставят вровень с Толстым и Тургеневым. Головоломка с чисткой зубов не так проста, если в своих интервью автор признавался, что не только его герои постоянно поедают чужие внутренности вместе с дерьмом, но он и сам ел говно. Теперь думай, чистить зубы или не чистить. Возможно та же проблема волновала его знаменитого товарища В. Ерофеева, когда тот писал рассказ под названием , кажется, «Запах говна изо рта».
6-го октября Гессенское радио передавало запись выступлений российских авторов. Когда закончили чтение В. Сорокина, где герою предлагается «пукать» и «пукать» и, модератор спросил его, почему в этом произведении ослаб «шокирующий момент», полагая, видимо, что раньше у Сорокина были бездны гноя и дерьма, а тут – только «пук»... Сорокин, как всегда многозначительно ответил, что главное – это наслаждение от того, что пишешь. В уже упомянутом интервью в «Осином гнезде» на вопрос, получает ли он наслаждение от «отвратительного», Сорокин коротко ответил утвердительно.
Иконография В. Сорокина в Германии представлена повсеместно. Даже если о нём пишут не вполне уважительно, или даже вообще не пишут. Один из немецких журналистов поведал мне, что главное в том, что Сорокин пригож лицом. В мюнхенском Доме литераторов на самом видном месте – Сорокин во всех ракурсах, а в тексте к этому утверждается – «Его роман «Голубое сало выдвинулся в жадно проглоченный манифест молодого поколения России». Это полное враньё, и никому из немецких критиков почему-то невдомёк, что этот роман содран у замечательного немецкого прозаика Герберта Розендорфера.
По всей Германии анонсы: «Дикие поэты России». Фауна! Не дикие – для рекламы не годятся. Но не менее триумфально проходит по Германии вполне воспитанная Татьяна Толстая, родственница Алексея Николаевича, но поскольку этого Толстого в Германии не знают, Толстую объявляют внучатой племянницей самого Льва Толстого. Хорошая реклама. Но поскольку, согласно уверениям В. Ерофеева, рядом со Львом Толстым ставят в Германии В. Сорокина (которого в России считают просто говноедом), это родство для грамотной Т. Толстой вряд ли прилично.
Когда-то в разговоре по радио «Свобода» было сообщено, что название романа Т. Толстой «Кысь» идёт от слова «Русь» и междометия «кышь». Когда в немецкой аудитории Толстую спросили, что значит «Кысь», она ответила – «просто противное слово». А роман к России не имеет никакого отношения.
Не стоило бы говорить о вывертах постмодернистов в стремлении приспособиться к рынку, более отзывчивому к мерзостям и скандалам, нежели к изящной словесности, если бы не одно «но». Постмодернисты упорно открещиваются от всякой привязки к действительности, тем более к российской. У Сорокина «гниение стиля», «мёртвые тексты» - и всё. У В. Ерофеева – зло так же эстетично, как и всё прочее, восхищение злом закономерно и вполне космополитично. У одного из теоретиков постмодернизма, Бориса Парамонова, русского американца, постмодерн – это и есть демократия, а демократия неизбежна и т.д.
Но немецкая журналистика видит в российском постмодернизме отражение только российской действительности. Это вполне соцреалистический подход, а в контексте общего негатива в отношении к России, всё это успешно усиливает негатив.
Что касается довольно многочисленных поэтов, не только «диких», то они участвовали не в диалоге с немецкими коллегами, а читали свои русский стихи себе самим и своим бывшим русским коллегам, которые теперь называют себя «писателями в изгнании». Конечно, и для этого приезжать стоит, если дорога оплачена в оба конца. Возможно, в результате появятся книги и на немецком языке, хотя поэзии здесь издатели отчаянно боятся.
Единственная поэтическая книга, переведённая на немецкий язык, получила уничтожающую критику: «Что заставило такое уважаемое издательство как «ДюМонт» выдавать женский пандан к «Русскому диско» Алину Витухновскую за «черную икону» и и переводить на немецкий язык её грубую чернуху, только Богу известно», - пишет в «Осином гнезде» славист Эрих Кляйн. Издательство перечисляет заслуги Витухновской, - «…её объявляли фашисткой, держали в тюрьме за распространение наркотиков, подозревали в извращениях», а это значит, что она всего лишь «взрывает привычные рамки искусства и литературного пространства и следует вечно собственному голосу. Цель: провокация публики. Средство – собственная жизнь». Почему-то Сорокин в юбке не понравился австрийскому критику, как и немецкому (Адольфу Эндлеру) в газете «Ди Цайт». Хотя и здесь многие видят прежде всего отражение сегодняшней российской действительности
Одной из тем, обсуждаемых на ярмарке, была такая: «Почему русские и немцы с трудом находят общий язык?» Дискуссия с участием Ирины Прохоровой, Екатерины Деготь. Здесь можно было сказать следующее: Основным понятием постмодернизма является «симулякр», симуляция культуры, симуляция жизни. Если участниками диалога с одной стороны являются преимущественно «симулякры», то как возможен диалог? И если другая сторона выставляет своих «симулякров», то о чём говорить?
Так ли безобидна эта бесконечная симуляция якобы «культурного» диалога? Что-то подобное в истории уже было. Вот что писал русский мыслитель Солоневич по поводу победы русского оружия во Второй мировой войне (газета «Народная монархия», Буэнос Айрес, 1954 г.): «В умах всей Германии, а вместе с ней вероятно, и во всем остальном мире, русская литературная продукция создала заведомо облыжный образ России, – и этот образ спровоцировал Германию на войну». Речь, ясно, шла о другой «литературной продукции», и вывод кажется весьма проблематичным, но и сегодня хочется спросить: к чему ведёт на новом витке истории «облыжный образ России», созданный нынешней выбранной литературной продукцией, чей тлетворный дух витает и над самой Россией и который уродливым призраком бродит по Европе?
А пока немецкие журналисты уже отдыхают от нашествия русских, они ждут арабов в 2004 году, а русские тем временем у себя ожидают немцев, ибо текущий год является годом Германии в России.
20.10.03