Фернандо Пессоа. Стихи с португальского

Геннадий Зельдович
Ф.Пессоа

* * *

Сколько муки и разлада
Позади и впереди!
Ничему душа не рада,
Бесполезным сгустком хлада
Сущая в моей груди!

И тоска – повсюду та же!
До конца – самоотчет!
Корабли без экипажей
И слепца в дорожной саже –
Ничего их не спасет.

Все в тревоге и в тревоге,
А душа вершит вдали
Труд бессмысленный, убогий –
Умер путник на дороге
И пропали корабли.


* * *

Очертившись четко
Где-то, в лунном свете,
Парусная лодка
Родственна примете.

И хоть нет разгадки,
Но дышу иначе.
Сон, доныне краткий,
Делается кратче.

Что – непостижимо?
Что – еще жесточе?
Парус мчится мимо
В недвижимой ночи.

* * *

У таинственной двери
Моего бытия
Бродят птицы и звери –
И взираются, веря,
Будто я – это я.

Полны сонных бездоний,
Ни к чему не спеша;
Только я посторонний,
И всех бед неотклонней
Катастрофа – душа.

Рассевается дрема –
И я счастлив почти;
А смотреть из проема
Хуже всякого слома
И страстного пути.

* * *

Уже предвестие рассвета
Проглянуло из темноты.
Среди теней мелькнула где-то
Иная тень, зари примета,
Но тени темны и пусты.

Они пустые, но другие,
Чем та полуночная муть;
И призывает ностальгия
Не прошлое – лучи дневные,
Каким и следует блеснуть.


* * *

Утешься, сердце! Бейся без надрыва!
За гранью дней придут, наверно, дни –
Свершится диво, ибо хочешь дива.
Тоску свою пустую отгони
И счастья дожидайся терпеливо.

Увы мечтам, которые кляну!
Надежде, что собою лишь богата!
Как если кто ерошит седину –
И уж не тот, каким он был когда-то.
Постичь ли сон, не повредивши сну?

Усни же, сердце! Ибо для сновидца
Уснул рассудок и закон уснул.
Ему нужны потемки без границы –
И мировой торжественный прогул,
Покуда все во все преобратится.


Эрот и Психея

"...Итак, видишь ты, Брат мой, что истины, которые даны были вам на ступени Новообращенного, и истины, данные на ступени младшего Адепта, суть, хоть они и противоположны, одна и та же истина"
(из Ритуала Ступени Магистра Двора в Ордене Португальских Тамплиеров).

В песне древнего распева
Повествуется рассказ,
Как спала Принцесса-Дева,
В утоленье злого гнева
Разомкнуть не могши глаз.

Есть в легенде Принц, который,
Зло и благо одолев,
Отправлялся в путь нескорый,
Через реки, через горы,
На котором будят дев.

Словно смерти верный сколок,
От надежды отобща,
Сон Принцессы долог, долог –
И оплел ее начелок
Из зеленого плюща.

Принц спешит из-под навеса
Очарованных теней,
И о Юноше средь леса
Не проведает Принцесса,
Он не ведает о ней.

Но Судьбу исполнит каждый –
Деве писано уснуть,
Рыцарю – томиться жаждой,
Без которой бы однажды
Не творился этот путь.

Видя морока заслоны,
Принц шагает напрямик;
Заблужденьем вдохновленный,
Перешел через препоны
И дворца ее достиг;

И когда пора настала,
То, дивуясь чудесам,
Он отдернет покрывало
И поймет, что сызначала
Спящей Девой был он сам.


* * *

Вращаются лохмотья тени,
Плывя в разинутую тишь.
Вся высь – разор и запустенье,
Где ничего не разглядишь.

На небе сущие загадки
Все рваным ритмом излиты
В том непроглядном беспорядке,
Где зарожденье темноты.

Но средь вселенского обвала,
Куда на свете ни гляди,
Еще ничто не оторвало
Надежду, острием кинжала
К моей прижатую груди.


* * *

Я болен жизнью. И из глуби горя
Порою мысль является вовне,
Как будто сердце в вековом затворе,
Моей душе своим биеньем вторя,
Способно думать, с мозгом наравне.

Слагаюсь я из горечи притворной.
Идею непостижную люблю.
Одет я словно сказочный придворный,
Великолепный и всегда покорный
Измышленному кем-то королю.

Все только сон – и я, и кто мне дорог.
Из слабых рук вся разронялась кладь.
Я только жду, и наплывает морок.
Я нищий у отчаянья задворок,
Что так и не решился постучать.


* * *

Всегда проснусь еще перед рассветом
И сочиняю улетевшей дремой.
И с сердцем стерплым, сердцем несогретым
Я жду зари, давно уже знакомой.

Гляжу вполглаза, как зеленоватый
Проголубел при крике петушином.
Зачем же спать? Зачем считать утратой,
Чего и смерть надарит от души нам?

И ты, весну являющая вмале,
Даруй, заря, мечтам неотогретым,
Урок о том, что мертвенно в начале,
Что сбудется под полудневным светом.


* * *

Не буду больше сонмом упований,
Не буду тем, чем не был я вовек...
Волна с волной – ничто их не слиянней,
И мир течет подобно водам рек.

Стрела трясется – ведь уже в колчане
Мгновенный трепет будущность предрек.
Когда ярится буря в океане,
На ней печать грядущих мирных нег.

Мы таковы, какими только станем.
И потому в моей душевной стуже
Я собственным пребуду подражаньем.

Ответов нет, и моего здесь нет.
С чужой луны сюда струится вчуже
Все растворивший бесполезный свет.


* * *

Я забываю промысел бродяжий,
И к речке мгла осенняя примята,
И сердцу стала гостией утрата...
И в нем – дороги, не узнать, куда же...

Со мной стряслись могильные пейзажи...
Лицо твое, как небо, серовато;
Последние свечения заката
Еще о чем-то шепчутся на кряже...

И мне на плечи, к истине слепое
И судорогу расщемив гадливо,
Мое былое, полное прибоя,

Взвалилось под морозным небосводом.
Шагает осень похоронным ходом
Вдоль по дороге моего надрыва.


* * *

Меж луной и темным бором,
Между мною и не мной –
Я крадусь пугливым вором
Между лесом и луной.
Все таится перед взором,
Все укрыто пеленой.

Меж волною и удачей,
Не в былом и не во сне –
Я уже отплакал плачи
По удаче и волне.
Все здесь так – и все иначе,
Все растает в тишине.


* * *

Вон там, за перелеском, –
И глаз не оторву –
Присыпанную блеском
Я вижу синеву.

Все делается вялым
Средь ласкового дня,
И море сонным валом
Баюкает меня.

Но не уснуть обоим,
Ведь каждый тем и жив,
Что нежится – прибоем
И помнит – позабыв.


* * *

Как если б вдруг фонтаны замолчали
(Напрасен взор, утопленный во взоре), –
Так, сновиденью моему не вторя,
Тот голос, что родился из печали,

Теперь умолк... Уже не в карнавале,
Без музыки, без крыльев средь лазори,
Таинственность, молчащая, как море,
Приходит в обезветренные дали...

Пейзаж вдали – он только лишь на то нам,
Чтоб стало тихо, если мы нисходим
В таинственность, при часе благосклонном...

И где-то есть безмолвная природа,
И где-то мир с движеньем и бесплодьем...
И где-то Бог – Замковым Камнем свода...


* * *

На улице – бессвязный гул,
А я – ненадобный прохожий.
И всяк предмет в себя вольнул,
И всякий звук оделся кожей.

Я существую, словно пляж,
Куда на миг взбегает море.
А истина одна и та ж:
Что будет смерть – и будет вскоре.

И будет гул, когда умру.
Не клянчит самой малой крохи
Мой ум, затерянный в миру,
Что твой цветок в чертополохе.


* * *

Где розы есть, мне роз не надо,
И надо, где не вижу роз.
Тому ли сердце будет радо,
Что каждый взял бы и унес?

Я тьмы хочу, когда аврора
Ее растопит в синеву.
Мне нужно скрытое от взора,
Что именем не назову.

На что же это? Все в тумане,
И оттого слагаю стих,
А сердце просит подаяний,
Само не ведает каких...


* * *

И если все сущее лживо,
То значит, все сущее – ложь.
Ничто ничему не пожива,
Ничто ни к чему не вернешь.

И если по собственной вере
Я истину в мир приведу,
Намыслю веселых материй,
Веселья намыслю в беду.

Средь жизней лишь та и продлится,
Какую из мрака изнес.
Красуются в нашей петлице
Бутоны несорванных роз.

Цена же – за тем, что оценим, –
Пускай разрастется трава –
За долгом и за исполненьем,
Чтоб лишними стали слова.


* * *

Почти у окоема
Чуть видимая мгла
Любовно-невесомо
Ко взгорку прилегла.

Тряпичные изгибы
Почти прозрачных рук
Изгибам темной глыбы
Верны, как верный друг.

Я только думой мерю,
Что вижу наяву.
Чтоб жить, я мало верю.
Чтоб верить – не живу.


Марина

Кому перед разлукой
Мелькали взмахи рук,
Тот будет счастлив – мукой...
Я мучаюсь – без мук.

Что дума, то тоскливей;
И там, где пляж пустой,
Без грезы о приливе
Пребуду сиротой...

Дабы в бесплодной боли,
Знакомой искони,
На вековом приколе
Укачивали дни.


* * *

Как в чаше, не нужной к застолью,
Налито вина по края,
Так сам я наполнился болью,
Которой болею не я.

И только чужую заботу
Берет мое сердце в удел.
А горечи – нет ни на йоту,
Сыграть же ее – не посмел.

И, мим на несбыточной сцене,
В наряде, просветном насквозь,
Танцую я танец видений –
Дабы ничего не сбылось.


* * *

Кто глухи и незрячи,
Те душами тверды.
А я живу иначе,
На разные лады.

Благословляя разум,
Гляжу на бытие,
Гляжу невинным глазом:
Ничто здесь не мое.

Зато я так приметлив
И так слиянен с ним,
Что тут же, не замедлив,
Я делаюсь иным.

Где сколотые кромки,
Где мир испорошен,
Я разобьюсь в обломки,
На множество персон.

Когда в себя былого
Я новый загляну,
Я собственную снова
Провижу глубину.

Как суша, как пучины,
Как свод над головой,
Что якобы едины,
Я – разный и не свой.

Где сколотые кромки,
Где все разорвалось,
Я сам – свои обломки,
Живущие поврозь.

И коль взираю вчуже,
Коль тот я и не тот,
К последнему чему же
Душа моя придет?

Ищу приноровленья
К деяниям Творца,
Чье дело и веленье –
Меняться без конца.

И, уподобясь Богу,
Я мифы создаю:
Весь мир, свою дорогу –
И подлинность свою.