«Пусть языком твоим говорят ангелы, но если в словах твоих не будет любви, то они будут медью звенящей и кимвалом бряцающим».
(кто-то из апостолов)
«Хотя, любовь – это странная вещь и никто, никто не знает, что она скажет…»
(кто-то из рокеров)
Палеография – собирание старых писем. Причём, не имеет значения, когда они написаны – тысячу лет назад или всего лишь год. Жаль, правда, что такого внимания удостаиваются, как правило, всяческие знаменитости, а не каждый умерший человек. Потому что в таком бережном и любовном отношении к жизни – к любой жизни – есть что-то если и не отменяющее смерть, то делающее её менее достоверной. Я с благодарностью воспринял публикацию Дмитрием Артисом трёх тетрадей стихов Дикой Девочки (Данаи) потому, что её стихи – это письма, обращённые к нам.
Стремясь, по-видимому, представить читателям творчество Данаи с лучшей стороны, Дмитрий ограничился тем, что напечатал только пятнадцати её стихотворений. За пределами издания осталось достаточно большое количество текстов – ранних, неоконченных, просто слабых в литературном отношении. Тем не менее, без знания этих текстов образ Дикой Девочки и понимание её творчества вряд ли будут полными. Поэтому в этих заметках мне хотелось бы поговорить не только о «Трёх тетрадях», но и о стихах Данаи вообще.
Первое стихотворение, которое я прочитал у Дикой Девочки – это «я умирала семь раз». Оно не произвело на меня сильного впечатления. Совершенно продуманный – не сказать просчитанный – литературный текст. Холодный. Искусственный. С чуть заметной ироничной ухмылкой, обращённой то ли к читателю, то ли к себе самой. Игровой момент в этом стихе слишком уж очевиден и оттого весь текст неуловимо отдаёт чем-то фальшивым.
… сначала я умирала под ультрафиолетом
в утробе матери
выкарабкалась
сунула правую руку под поезд
поезд уехал
прихватив частичку меня…
… потом у меня заболели ноги
ноги ампутировали по самое сокровенное
заодно и левую руку
жизнь спасали
наверное…
Если не ошибаюсь, именно с этого стихотворения и началось дикое количество паломников на страничку Дикой Девочки. Кто-то из читателей предполагал, что этот стих просто стёб, кто-то усматривал в нём какие-то аллегорические глубины, кто-то приносил свои искренние соболезнования безрукой-безногой Данае.… На мой же взгляд, этот текст всего лишь литературный эксперимент, своеобразная проба пера. «Но – думал я – если учесть, что это чуть ли не первые стихи, написанные Дикой Девочкой, литературный потенциал их автора достаточно высок». И пошёл читать остальные. И был разочарован.
я помню всё.
случилось это,
по меньшей мере, год назад.
(или по большей?)
не одета
была я.
ты струил глаза
на грудь мою – небрежно, бодро
как Ниагарский водопад
спадали взгляды.
(скалы-бёдра
скрывали мой роскошный зад)…
Или:
протест девственницы против
сексуального разгула
записывайте диктую
портят
фигуру внебрачные связи.
Потом были «безумствую не любя», «он напивался…», другие тексты. На них вакханалия рецензий достигла прямо-таки неприличного размаха. О таких крайних реакциях, как брачные пляски озабоченных самцов, впечатлённых внешностью Дикой Девочки или гневные вопли неадекватных ханжей, возмущённых провокационностью стихов Данаи в частности и её безнравственностью вообще – говорить не будем. Почти никто не пытался понять – а что же, собственно, они видят перед собой. Намеренный эпатаж? Юношескую непосредственность? Игру? На мой взгляд, всё это одновременно. Не будем забывать, что стихи эти написаны 16-летней девушкой и, вероятно, являются отражением каких-то реальных событий её жизни. Не случайно я в начале этих заметок упомянул о палеографии. Ранние стихи Данаи мне представляются письмами из ниоткуда в никуда. Публикация их в интернете – прекрасный способ абстрагироваться от реальной ситуации, взглянуть на неё со стороны, снаружи. Более того – чем чёрт не шутит! – может быть с помощью откликов читателей это ещё и возможность понять и осознать происходящее. Разобраться в собственных чувствах. В собственной жизни. В окружающем мире. Нашем ВЗРОСЛОМ мире. Который неизбежно предполагает конформизм. Приспособленчество. Условности и молчаливые договорённости. Но со всем этим, как раз, Дикая Девочка мириться не согласна.
самое доброе
нежно
душу сожги до тла
милая добрая снежная
чистая до бела
непостижима вечность
мудрость – моя зола
самое человечное –
чистое до бела
что за премудрый Кафка
мне отстелил постель
всякую дрянь нагафкали
мне без причины –
хмель…
Все строки, цитированные мною выше, взяты из стихов, написанных Данаей за очень короткий период. Посмотрите, как её бросает от отчаяния к надежде, от цинизма к нежности.… Да, собственно, и цинизм ли это? Помнится, у Василия Розанова мне как-то попалась фраза (привожу по памяти): «Цинизм от слишком большой нежности». Меня тогда поразили парадоксальность и верность его наблюдения. Мне кажется, что это определение подходит к стихам Дикой Девочки, как нельзя более точно. Всё творчество Данаи – это попытки нежности и любви. Чувств, которые в нынешней нашей жизни неудобны и непрактичны. А Даная не хочет жить так, как диктует ей окружающая реальность. Даная не вписывается в эту реальность, она мала для неё. Давит. Душит. Убивает – в конце концов.
душно
надо найти в себе силы
встать
открыть окно и проветрить комнату
ау-у-у не сил
ничегошеньки нет внутри меня
кричу как в пустой колодец
надрываюсь охрипла уже
голос потерял значение
ау-у последнее
уа-а издеваясь противоречит эхо
душно
а за окном новый ледниковй период
чума двадцать первого века
великая депрессия
Какая, к чёрту, литературность! Какие игры! Какие знаки препинания! Почти запредельное отчаяние и одиночество Дикой Девочки, не умеющей жить без любви, в эпоху нового обледенения. Это – попытка докричаться до нас, уже давно не верящих ни любовь, ни в искренность, и превративших в игру не только виртуальное пространство СТИХов. RU, но и собственную жизнь.
Даная ищет и не находит любви. То, что мы называем любовью – этакий невзрачный суррогат, никак не способный утолить голод, изматывающий Дикою Девочку. Потому что здесь, у нас, нет «божественной любви» (см. чуть ниже миф о Данае).
окружённой вещами которые
меня ненавидят тяжко
в банальном
мысли нащупывать
сутенёры
и прочие мальчики
щупальцами наличные ощущают
А мальчики продолжают виться вокруг, замечая и отмечая только «наличное» (кстати, обратите внимание, какой точное и ёмкое слово находит Даная – «наличные». Здесь ведь речь не только о деньгах, но и о том, что все мы, зачастую, видим только внешнее – тело, но не душу; текст, но не чувства – т. е. скользим по поверхности). Если в ранних стихах Дикой Девочки – помимо «цинизма от нежности» - проскальзывали иногда нотки надежды (отчаяние не было беспросветным), то теперь они, практически, не слышны. Зато всё отчётливей вплетается в стихи тема смерти. Пока ещё она звучит где-то на периферии текста, намёком, не имеющим прямого отношения к Данае.
одна
распущенно пьяна
случается нередко
бокал отменного вина
с дешёвой сигареткой
невольно выплавит оскал
звериный
я ли сплю ли
у занавешанных зеркал
ночь провести
что сплюнуть
Даная не подозревает о том, какая опасность её подстерегает. Пока что ещё ОНА владеет словами, ОНА использует их. И слова – до времени – притворяются послушными и покорными ей. Нет, слова совсем не коварны – просто они, как и всё живое, стремятся сбыться. Осуществиться. Воплотиться. А воплотиться они могут только через поэта.
никто не умер
мне давно
непроходимо гадко
похож на красное вино
початый стих
в тетрадке
три слова
господи со мной
но я теперь другая
какой же глупенько смешной
становится Даная
Именно этим стихом Даная заявляет о себе как о хорошем поэте. Именно с этого стихотворения творчество Данаи, на мой взгляд, приобретает «отзвук беды», надвигающейся трагедии.
так странно на себя смотреть
со стороны и помнить
гуляли девочка и смерть
по лабиринтам комнат
теперь
распущенно пьяна
не жизнь
а кадры фильма
бокал отменного вина
и что-нибудь
без фильтра
Символика стиха говорит сама за себя: занавешенные зеркала (смерть), начатый стих в тетради похож на красное вино (кровь) и уж совсем откровенное «гуляли девочка и смерть по лабиринтам комнат», где под лабиринтами комнат подразумевается мир. Встреча Девочки и Смерти неизбежна. Открывая дверь в новую комнату, Даная с ужасом (Господи со мной!) ожидает этой встречи. Но – пока Бог хранит её.… А может быть, хранят её
… буковки буквы которые
образуют слова предложения
многозначительные фразы
понятные мне одной
чувства переживания…
В одной старой книге сказано: «В Начале было Слово. И Слово было с Богом. И Слово было Бог». И вот сейчас этот Бог начинает слишком пристально посматривать на Дикую Девочку. И понимает ли сама Даная насколько опасно его внимание?
Даная… Дикой Девочке досталось довольно редко встречающееся имя. Говорят, что имя человека, в какой-то мере, предопределяет его судьбу. По меньшей мере, древние в это искренне верили. Потому нелишним будет, наверное, вспомнить о самой известной Данае в истории.
Даная – дочь Акрисия, легендарного царя Аргоса, и Эвредики. От дельфийского оракула Акрисий получает предсказание о том, что сам он не будет иметь детей мужского пола, но его дочь родит сына, который убьет собственного деда. Чтобы избежать предсказания, Акрисий заточает свою дочь в бронзовую башню. Зевс, поражённый красотой Данаи, протёк в виде золотого дождя сквозь крышу и проник в её лоно. От этого тайного союза родился Персей. По приказу отца Данаю с сыном в заколоченном ящике бросили в море, но их спасли рыбаки с острова Серифос. Позже их взял под свою защиту царь Полидект. Впоследствии Персей был послан добыть голову Горгоны, а в его отсутствие Полидект надоедал Данае своими домогательствами. Вернувшись, Персей с помощью головы чудовища превратил Полидекта в камень и забрал мать назад на Аргос. Где, вскоре, случайно убил Акрисия во время метания диска.
Сюжет мифа был очень популярен в эпоху Возрождения у писателей и художников, многие из которых усматривали в Данае символ преобразующих следствий божественной любви.
«Три тетради» Дикой Девочки, формально, составляют её избранные стихи за два года, причём, каждая тетрадь рассказывает нам о конкретном периоде жизни. Фактически же – перед нами поэма с единым, сквозным сюжетом, охватывающая временнОй промежуток в два года. Благодаря тщательному отбору стихов для «Трёх тетрадей», изменение тональности всего творчества Данаи каждый читатель может проследить самостоятельно. Я лишь коротко отмечу основное.
В первой – ей 16 лет. Стихи этой тетради я бы назвал «детскими». В первую очередь потому, что они полны доверия, доброты, предчувствия любви и желания любить. Мир Данаи этой тетради полон света. И свет этот достигает апогея в последнем стихе, рассказывающим о том, как девочка становится женщиной.
Вторая тетрадь.
Рождение ребёнка. Первые три стиха, безусловно, имеют отношение к мифу о Данае – и скрытыми сюжетными отсылками, и упоминанием открытым текстом имени Акрисия. Видимо, события собственной жизни напомнили Данае об этой античной истории. Тетрадь заканчивается стихотворением, из контекста которого видно, что любимый покидает Данаю. Кстати, в этой тетради ни разу не встречается слово «любовь».
Третья тетрадь.
Абсолютное одиночество. И Даная пытается научиться жить с этим одиночеством, пытается «удержать» мир вокруг себя. В том числе, с помощью стихов
видела я
всё видела
запомнила хорошо
ветер
был ветер выделен
красным карандашом
утро сороконогое
в тапочках золотых
ночь без любви
немногое
что делится
на двоих
На смену прошлых стихотворных красивостей и забав приходят зрелость мыслей, чувств и почти афористичная чеканность формулировок. Перечитайте, к примеру, последние четыре строки процитированного мной выше стиха. Девочка повзрослела. Всё наносное (вымороченное) пропадает из её стихов. Тексты становятся лаконичными, точными, ясными. Слова обретают кровь и плоть. И всё отчётливей звучит в её стихах тема ухода (смерти)
нет меня нет
не открыто не создано файла
в жёсткие рамки программы
не втиснуться будням
белую морду
на серые лапы асфальта
снег положил
я ушла
меня больше не будет
не удержать поводок
перерезанный провод
горло моё
смерть за пару небрежных оваций
снег это мнимый предлог
приукрашенный повод
чтобы уйти
я ушла
на него любоваться.
Помните, я говорил о том, что слова, через поэта, стремятся обрести собственное бытие? Так вот, обрести они его могут только за счёт жизни самого поэта.