- Десять.
Я отвлеклась от собственных мыслей, сосредоточенно посмотрела на торговку. "Десять...
Десять рублей за бесценную нежность." Протянула деньги, осторожно взяла тюльпан из
огрубевших и чёрных от загара рук и сухо поблагодарила.
Поправила сумочку на плече, быстро поднялась по ступенькам из сырого перехода и оглянулась.
Небо было затянуто серыми густыми облаками, лёгкий ветер шуршал пакетами, которые летели с
мусорок. Июнь... весна прошла бы почти бездарно, если бы в моей жизни не появился Лёшка.
Я подошла к нему, бесцеремонно плюхнулась рядом на бордюр и, прикрыв глаза, вдыхая пыльный
городской воздух и теребя в руках цветок, расслабилась. День был сумасшедший...
Лёшка играл Осколок Льда. Медленно, заботливо перебирая медные струны старой доброй
гитары, он тихо пел любимую песню. Уже не для заработка... а так... для себя. Ему было без
разницы, сколько накидают в кепку, - все деньги в конце дня он вываливал в стакан
старухи-инвалидки, которая просила милостыню на остановке.
Я прислушалась к песне и стала тихо подпевать. Лёшка заметил моё присутствие, его руки
дрогнули, ничуть не испортив мотив, он продолжал играть... но повернул голову в мою сторону,
пытаясь понять, на каком уровне находится моё лицо.
- Свет?
- Я...
Он поймал мой ответ и кивнул, продолжая играть. Лёшка был слеп... круглые чёрные очки,
скрывающие его глаза, никогда не покидали его лица. Я пыталась несколько раз завести
разговор о потерянном зрении, но он всё время отшучивался.
Мы сидели и оба слушали приятную переливающуюся мелодию Арии. Я рассматривала людей,
которые молча проходили мимо, стараясь игнорировать звуки гитары и рыжего мальчишку в чёрных
очках. Покачала головой, опустила глаза и приковала своё внимание к матовым алым лепесткам любимого цветка.
- Знаешь, чем отличаются тюльпаны от роз?
Лёшка мягко улыбнулся. Конечно, он не знал... он никогда не видел. Может, в его фантазиях,
в его мирах и были цветы, похожие на тюльпаны, но он точно не знал, что они называются
именно так.
- Тем, что они особенные. Они цветут две недели в июне... ярко, красиво, ароматно... Они
зажигают своим тёплым огнём тысячи садовых участков... и также быстро сгорают. Они просты и
необыкновенно нежны, хочешь потрогать?
Парень покачал головой, продолжая улыбаться. Я замолчала. Мне стало немного неловко...
казалось, что я рассказываю Богу о небесах. Что он всё знает лучше меня...
- Сыграй про снег... - тихо попросила я.
Лёшка прижал струны рукой, и на мгновение воцарилась гулкая уличная тишина. Грубая,
безвкусная гамма звуков, сливающихся в одну серую, вязкую убаюкивающую тишину.
- Ту?.. - спросил парень.
- Угу.
Его пальцы снова коснулись струн, рождая ни с чем не сравнимые звуки, сразу сделавшие
агрессивную уличную атмосферу спокойной и романтичной. Слушать песню про снег в июне... Да,
неважно было, что именно играть. Я следила за движениями быстрых пальцев, пытаясь
зафиксировать в сознании каждое касание каждой струнки, и слушала, как он мягким голосом
напевал:
"... Из вагона номер шесть симпатичный выйдет парень...
Снег скажет: "Здравствуйте, я снег",
Смех и удивленье в зале, смех и удивленье в зале...
Значит, снова не узнали..."
Я задумчиво улыбалась. Две недели назад я научила его играть эту песню... и он уже вовсю ею вертел... импровизируя мотив и музыку, не делая её хуже. Тюльпан в руках послушно грелся,
укрыв от резкого ветра свой нежный бутон в моих тёплых ладонях. Я посмотрела на небо. С
запада шла хмурая, тёмно-серая туча. Чётко виднелись косые линии идущего вдалеке дождя.
- А я влюбилась. - безучастно прошептала я.
- Мне жаль.
Я снова потупила взгляд и свела брови, сосредоточенно отрывая один из внешних лепестков
нежного цветка.
- Мне... мне тоже.
- Мир сегодня на одного человека стал ещё более сумасшедшим. Я с утра почувствовал. -
заботливо произнёс мой гитарист. - И на одного человека счастливее. Страшно?
Я улыбнулась, перестав смущаться.
- Страшно... нет, не страшно. А это плохо?
- Я тебе уже говорил, - тряхнул он чёлкой, - это самая подлая трагедия, которая только может
произойти в жизни молодой девушки.
Я никогда не называла свой возраст, не говорила о своих занятиях, планах, быте... Но
с первых минут нашего разговора он смог точно сказать, сколько мне лет. Я иногда боялась его
интуиции... Как и сейчас.
- Свет. Дождь... Иди домой. Унеси цветок в тепло. - Ласково произнёс Лёшка, закончив играть
и достав откуда-то футляр для гитары.
Туча была уже совсем близко, тихо подкрадываясь страшным грозным хищником. Ветер немного
усилился, но от того не стало холоднее. Люди опасливо поглядывали на чернеющее небо,
тянулись к сумкам, готовясь дать достойный отпор зонтиками июньскому ливню. Торговки начали
шелестеть целлофаном, накрывая свой товар. Некоторые уже собирались уходить. Дождь обещал
быть долгим.
- Откуда ты.. знаешь?
- Я чувствую запах. Слышишь ведь? пахнет озоном... Меня зовут.
Я испуганно посмотрела на него. Народу вокруг было много, но на нас уже никто не смотрел.
Леша поднялся, аккуратно укутывая гитару в футляр, взял кепку, выгреб из неё всю мелочь на
ладонь.
- Хочешь мороженого?
- Нет, - улыбнулась. - Я не люблю...
- Но ты же любишь снег. Этот просто сладкий и в шоколаде... - он уже понял, что отказ твёрд,
и продолжал уговаривать из вредности и желания сделать мне что-нибудь приятное.
- Нет. - Снова уверенно сказала я. - Тебе помочь?
Парень сделал лицо вопросительным настолько, насколько это можно сделать без помощи
выражения глаз, потом опомнился и протянул мне руку. По тротуару уже никто не ходил. Люди
толпились на остановках, пытаясь забиться в каждый проезжающий трамвай. Но вся толпа
постоянно не могла вместиться, а из перехода выходили всё новые и новые... Полные усталых
злых людей красные трамваи лениво катились по рельсам, стучали колёсами, как будто ворча на
собирающийся дождь и на глупую человеческую суету.
Я взяла Лёшку под руку и повела его к безногой старухе. Она уже тоже собиралась уезжать на
своей инвалидной коляске, как раз снимала тормозные бруски с колёс. Парень нащупал руками её
банку и высыпал туда деньги из ладони... рублей тридцать, не больше... Но бабке хватит этого
на скудный ужин. В котором мой гитарист вовсе не нуждается.
Лёшка повернулся ко мне, аккуратно обхватив похолодевшими руками мои плечи, которые уже
покрылись мурашками от прикосновений преддождевого ветра. Я вгляделась в чёрные,
непрозрачные стёкла его очков, не найдя в них ничего, кроме собственного отражения.
Растрепавшиеся волосы, размазанная тушь... усталые глаза 18-летней девчонки.
- Можно, я буду к тебе приходить? - прошептал он.
- Хорошо... Но только по ночам.
- ...Только по ночам. - Подтвердил он, медленно становясь прозрачным. Призраки не любят
дождя. Не любят запаха озона и звуков удара капель об асфальт. Они не любят снег. Не любят
колкого холода, окутывающего их мёртвое сердце и живую душу.
Ещё они не любят, когда люди плачут или смеются. Сначала я считала это сухостью
характера, грубостью... Но они просто завидуют.
- Меня зовут... - Снова сказал Лёшка. Он уже был почти невидим. Зачем-то задрал голову к
небу, будто смотря на грозовую тучу. – А это его дождь.
Я наклонила голову, вслушиваясь в его слова, пытаясь понять смысл произнесённого.
- Он тоже любит... И скучает. Позвони ему. Ладно?
Тут я улыбнулась самой тёплой улыбкой, потянулась к лицу призрака, попытавшись чмокнуть
его в щёчку и, конечно же, промахнулась.
- Ладно.
- ... Иначе мир станет печальнее на одного человека. Он и так сер... Какое счастье, что на
смену одним цветам, наступает цветение других... На смену одного человека рождается новый...
Но не всякая печаль находит свою любовь... - Его голос был совсем тихим. Он звучал уже в
моём сознании, где-то в голове...
Передо мной уже никого не было. Пустая тротуарная дорожка, разбросанный мусор и пакеты,
крутящиеся в вихре ураганного ветра. Серый асфальт окропился первыми каплями тёплого
июньского ливня. Ветер стих, на минуту воцарилась полная тишина, лишённая даже привычных
уличных звуков, шумов моторов и стуков уходящих трамваев, цоканья женских каблучков по
лестницам перехода...
И тут занавес резко распахнулся, и на сцену ворвался Дождь. Весёлый, бурный, он кружился в диком танце, прижимая воздух к пыльной земле дорог и газонов. Он самовлюблённо закидывал назад голову и, смотря в небо, смеясь и радуясь данной свободой, упоённо лил накопившуюся за долгие дни усталость, блаженно закрыв глаза.
"Смех и удивленье в зале, смех и удивленье в зале...
Значит, снова не узнали..."
Jen.D
21 jan 2004