Кыс-кыс-кыс... Подь сюда, буду сказочку сказывать. Да не убегай ты, это не больно. Набегалась кошечка, нагулялась кошкой сама по себе, иди, укладывайся поудобнее да ушки навостряй. Еще смекту лапкой к себе придвинь, бо изжога - печаль твоя. Ну, поехали...
Жила-была кошечка. Уютная, ласковая, пушистая. Хозяйская отрада. Спала, свернувшись в мягкий милый клубочек. Встречала хозяйку с работы, требовала неусыпного внимания к своей пушистой персоне, трогательно мурлыкала, мелодично урчала... Все, как и полагается добропорядочной кошечке.
Но иногда... В нее словно бы вселялся бес и тогда она превращалась именно в Кошку...
Кошечка, что же ты вздрагиваешь, все хорошо, спи... Это не изжога, это легкое повышение кислотности. Смекта-то рядом.
Итак:
...после сих чудных превращений хозяйка не узнавала своей любимицы. Оборванные обои, мебель в царапинах, ковры пестрят следами бурной кошачьей жизнедеятельности, соседи вопиют под сурдинку кошачьих рулад... Ад кромешный в любовно взлелеянном новорусском раю. И вот тогда-то бралась хозяйка за старый добрый веник и ходил он по шерстке и поперек, как по старой исхоженной тропинке...
Киса, открыла глазки! Коготки выпустила? Чихнула, головой трясешь, лапкой смекту открываешь? Ну, ну...
... это мы, умудренные горьким опытом, знаем, что физиология - вешь великая, против нее не попрешь. И что не все котам - мартовские деньки, они и в декабрьские, и в январские очень даже сказочек ХОЧУТ.
А хозяйка-то молода была, неопытна, вот и думала - кошечке рановато еще будет...
Но нашлись добрые люди, наставили на путь истинный.
И вот в один прекрасный день...
Хозяйка примчалась домой необычайно оживленная, да в сопровождении пряно и навязчиво пахнущей парфюмом подруги. А рядом с их гладко-лайкровыми ногами многоугольно топорщилась и вздымалась ожившая чудо-сумка. Молния вжик-вжик. Из сумки кот-красавец вальяжно так - плюх. Огромаден, ухожен, красив, как древнеегипетское окошачившееся божество. Сидит, на кошечку глазищами поводит... Не знает, сердешный, что кошечка-то, милая с виду, сейчас в стадии Кошки пребывает и ей глубоко фиолетово, что на священную скотинку он похож. Ну и понеслась кошачья душа по кочкам - как гостя под диванами искали, как от паркета отдирали, да испуг потом у лучших кошко-аналитиков выливали - о том умолчу, бо у кошечки и так изжога уже поднимается в верхние отделы пищеварительного тракта, грозя.... гм-гм... скажем так, многими бедами...
А потом был, другой день, и новая жертва... и новые дни, и другие жертвы. Был и с виду хищный гордец Сиам, на поверку оказавшийся та-а-а-кой тряпкой, что и воспоминаний недостоин, и тигрово-полосатый, косящий под камышового, увалень, от которого шерсть домработница вывозила мешком, а хозяин, чертыхаясь, даже и теперь все еще ее находит в самых невообразимых местах. И еще, еще, еще....
Но Кошка (будем называть вещи своими именами)все еще гуляла в девушках, неукрощенно-строптивой.
Но однажды, располосовав и пустив по ветру ошметки очередного благородных кровей женишка, Кошка воспользовалась смятением как хозяйки, так и домработницы, забывшихся в печали-кручине, шмыгнула в разинувшуюся приглашающе дверь и ... была такова. Воздух свободы пъянил ее забубенную головку, ветерок овевал разгорячившуюся стать и доносил... О, что же он только не доносил! Аромат восхитительно гниющей помойки, дразнящие нотки птичьих перьев, перебиваемые густым амбре бензина и еще какой-то нефтяной мерзости. Но гуще всех прямо-таки стояло в воздухе послевкусие, исходящее от поджарого серого Кота-бандюги, дворового раздолбая и драчуна, ворюги и потрошителя, клочковатого на вид, с откушенным левым ухом, с сиреноподобным, чуть гундосым взмявом, с первобытно-волнующим зовом крови стопроцентного самца... Ах, кошачья честь, ах, забытая благовоспитанность...
Кошечка, прими, смекту, уже пора...
... Хозяйка, конечно, горевала. Горевала ли домработница, о том мне неведомо. Подозреваю, что неприлично недолго. Но все в мире бренно, даже и привязанности. И вскоре в доме появился новый любимец - русский голубой, новое веяние нелегкой новорусской жизни. Веник вышел на пенсию...
Но через три месяца, этак вьюжным декабрьским вечером, хозяйка, вернувшаяся из стаерского заезда по бутикам и салонам, обнаружила на своем придверном коврике (кстати, от Кардена, да, да!) съежившееся, скукожившееся, жалкое создание, не мышонка, не хомячонка, неведомую зверушку. Пригляделась - ба-ба-ба - то была ее недавняя любимица, Кошечка, возжелавшая сделаться Кошкой! Зрелище не для слабонервных, но новорусские жены ведь не из таких! И смягчилось хозяйкино сердце, и отвезла мадам кошенку на дачу, не впускать же, право слово, этакое безобразие в свой хорошо поставленный, налаженный, образцово-показательный быт. А на даче - самое ей и место, пущай на мышах отъест свои отощавшие от любови бока.
Так оно лучше. И мне к месту. И кошки целы, и хозяева не безнравственны, как принято рассказывать в анекдотах. А главное - какая ж сказочка без хэппи-энда!
Сказка ложь, да в ней намек, молодицам в ней урок.