Вне сроков и дат

Дунаева Нина
А.Ф.

I.

Календарь на стене не солжет,
Но объявит, что завтра
Вне сроков и дат назначается осень.
Где заживший рубец октября
Вдруг нальется свинцом
И притянет к земле.
А к чему мне иные высоты,
Если в музыке множества слов
Твоего одиночества соло
Проступает напевом  гармошки губной.

Только там, где  под крышей небес
Равнодушной ко всей этой боли рукой
Ночь  заменит сгоревшие лампочки звезд,
Даже время в песочных часах
Вдруг смертельно устанет
Стекать по стеклянной воронке.
Но оно не соврет.
Меж  страничек пустых дневника,
Не заполненных в страхе
Вернуться к истокам,

Лист засушен кленовый.
В его не вместившись прожилках,
Поседевшая память
Так рано пришедших разлук
Разведет на попутных ветрах канитель.
Значит, все-таки осень...
И все-таки соло...
Ты играй, мой единственный друг.
Я услышу. Поверь.

II.

только не смейся, и не говори, что ты все это знаешь.
и как пахнет подушка не забытым пока еще сном,
как горчит по утрам свежесваренный кофе,
как крошится нарезанный хлеб...

ну, послушай, не смейся, ведь ты же не помнишь,
как щенок лопоухий, мокрым носом уткнувшись под локоть,
бодается, клянча свой сыр. как приемник хрипит
сводкой лишних сейчас новостей...

ты не знаешь о том, что ладонь такова по размеру,
что на ней помещается полностью солнечный зайчик,
так неловко упавший в нее, зацепившись за край
слишком длинных ресниц...

как тебе рассказать, чтобы ты мне поверил? чтобы в правде,
искомой тобой, открывались все двери подряд,
а не падало изгнанным вне одинокое слово.
надо просто учиться  прощать...

для начала, хотя бы себя самого.

III.

Зачем мои слова кому-то в уши?
Пустая блажь отвергнутых имен,
Где каждый новый шаг по кругу,
Как проклятый, заранее сожжен.

И голос глуше в переборках стен.
Фатальный выбор меры и оценок,
Под росчерк моего усталого пера
Какую нынче ты назначишь цену?

Винительный падеж – кого и что?
Считать в ответе мир, в котором
Растет в прогрессии число персон,
Растраченных по мелочам до срока.

Делю на ноль остаток этих  истин,
Но память крови входит в генофонд.
Плотней к проему дверь, и голос тише,
А остальное для тебя давно не в счет.

IV.

Пожалей его, каменный город.
Приюти, посели на задворках Таганки,
Чтоб с утра  не будильник будил,
А охрипший за годы разъездов по улицам узким
Хор цветных от рекламы трамваев.
Чтобы видеть в окно старый двор,
И мальчишек, гоняющих мяч,
Или просто курящих...
Подари ему дом,
Скрип двери,
Почему-то так странно щемящий
Где-то слева под сломанным в прошлом ребром.

Город мой, ты почти что всесилен...
Ты находишь приют для безроднейших кошек,
Неужели ты скажешь,
Что это так сложно?
Не лги... Я тебе не поверю.
По асфальту твоих перекрестков
Слишком много истерто ботинок моих.
Звук шагов не сотрешь,
Он не сгинет в толпе из безликих прохожих.
Пожалей же его, верноподданный город,
Чтобы стало на толику легче
Выживать в твоем каменном чреве
Сегодня и мне.

V.

для меня не будет иных времен и ролей,
знаю, что мой карман  до смешного пуст.
мыслей крошево – лишь кормить голубей,
распаляя  притихшую к вечеру  грусть.

только спички горящей не страшен запал,
на таком ветру не сложно задуть  огонь,
и последняя птица, сложив в полете крыло,
зачеркнет падением  призрачный горизонт мой.

VI.

Ты прости, если что-то не так...
Я не помню всех правил
И согласований времен.
Между чисел короткий дефис -
Не поместится имя.
Исключенье составить из слов,
Разметавшихся между
Прочерченных линий
По забытым тетрадным листам.
По маршрутам ушедших  в небытие...

Так привычно заснуть за столом,
Уронить со столешницы руки,
Но услышать твой голос,
И мой механический сон
Непременно прокрутит
Мир до точки отсчета
Прошлых жизней в осях,
Неподвластных тебе или мне,
Слишком поздно пришедшей науки,
Отпускать на свободу
Имена, не вместившие память,
Вне сроков и дат.

27 -28 марта 2004 г.