КУВШИН
Как узнать, на что сгодится?
Гладят руки круглый бок –
для студеной ли водицы,
иль пойдет под молоток?
Шла девица по воду,
обнимала крепко.
Цветики по ободу,
отблески по веткам.
Уронила на дорогу –
вмиг вода ушла в песок.
Было мало, стало много,
черепок да черепок.
Погляди-же, сколько нас!
Народились – сразу в пляс!
Не жалей-ка нас, хозяйка,
всю семейку сосчитай-ка!
Я дала тебе свободу –
расплодили мелкоту,
Солнце вылакало воду.
В горле сушь – невмоготу!
Черепок за черепком
хрусть да хрясь под каблуком.
Всяк осколочек хорош,
а кувшина не вернешь…
СВАДЬБА
Вот имя твое – вязь глазури цветной
на пряничном сердце, что слеплено мной.
Я клетку запру, потеряю ключи,
присяду, задую огарок свечи.
Ах, сердце из теста, мой дар без затей!
В углу раздается шуршанье мышей.
Забрезжит рассвет – и на сердце моем
проступит клеймо обручальным кольцом.
Двуспальное ложе. По всей простыне
рассыпались крошки и ранят во сне.
Двойному дыханью внимают в углу,
две мыши, глядящие в серую мглу.
ИГЛА
Мельтешит, снует иголка –
взад-вперед, туда-сюда.
Нитью незаметно-тонкой
нас сшивает навсегда.
Пусть ныряет, пусть скрепляет
нас с тобой, тебя с другим.
Чем быстрей она мелькает,
тем созвучней мы молчим.
Колет, тащит, увлекает
острую тугую нить.
чуть замешкался – успеет
намертво тебя пришить.
Горло – к горлу, невозможно
ни плотнее, ни тесней.
Прорастает кожа в кожу
все сильней, все горячей.
Шьет, скрепляя нощно, денно
руки, ноги, груди, спины.
Не дыши в лицо враждебно –
мы уже неразделимы.
Что мое, а что чужое,
знает камень у виска.
Из проколотой ладони
спущен воздух в два стежка.
Что запуталось когда-то,
не распутать – разрубить.
Что однажды было смято,
то уже не распрямить.
У кого-то дрогнет сердце
(или вспомнит кто кого).
Распахнется настежь дверца –
это путь для одного.
Вдруг сорвется, вдруг ужалит,
взрежет руку до костей,
нервы, жилы измочалит,
канет, сгинет в темноте.
Недоступно. Неоглядно.
Было. Есть. И будет впредь.
Бесконечно. Беспощадно.
Над горой – звезде гореть.
УДАР
Только что сломано. Только что смято.
Крови не видно пока. Не вздохнуть.
Не улеглись еще эха раскаты.
Боль заполняет разверстую грудь.
Всё – пустота, ненасытная яма.
Замер весь мир, молчалив и далек.
Нет и тебя. Ты пока – безымянный
плоти ушибленной жалкий кусок.
Скоро почувствуешь там, за глазами,
легкий укол, а затем - поворот
острого лезвия; скоро узнаешь:
ты – этот крик, что наружу течет.
Стянутся, сложатся вместе осколки:
кто, где, за что, почему – все поймёшь.
Ярость звериная в теле плеснётся.
Встанешь, ответный удар нанесешь.
МОТЫЛЕК
C оглядкой жить – потом жалеть.
Восстать – в огне живьем сгореть…
Столетья тягостного сна.
Во мгле, во мраке рождена,
летишь на свет и на тепло…
Объято пламенем крыло,
взметнулся факел из кудрей,
покрылось маской пузырей
лицо, от жара мозг потек,
не уберечь ни глаз, ни щек…
Ты помнишь площадь, и на ней
кишенье черни, град камней…
А тот, с кем ты была близка,
таясь, смотрел издалека…
Ты помнишь женщин и детей,
их вопли: «Жги чертовку, бей!»
А тот, с которым ты легла,
таясь, смотрел из-за угла…
C оглядкой жить – потом жалеть.
Восстать – в огне живьем сгореть…
Толпа беснуется, крича;
потеют руки палача…
Огонь ревет, огонь гудит,
А ты – как лед, тебя знобит.
Твой лик растаял без следа.
Погасли искры – крошки льда.
И снова свет, и снова тишь,
и ты взмываешь, ты летишь
и окунаешься в густой
туман, стоящий над рекой.
Миг – и сменяется узор,
а ты паришь над снегом гор
и камнем падаешь назад,
едва на землю бросив взгляд.
Кого огонь дотла не сжег –
тот, однодневка-мотылек,
вернется в этот мир – порхать,
страдать, желать, гореть, сгорать…
Огонь бушует и ревет.
Манит, зовет, влечет, печет…