И он восстал, взметнувшись над толпой.
Совсем не мёртвый, а вовсю живой!
Зачем в глаза смотрел он смерти строго?
Ужель туда была его дорога
предрешена? И вовсе не страшна,
а избранна, как верная жена?
Коней над пропастью он тормозил,
И очи к небу страстно возносил,
Ища там истину, которой нет на свете.
Он был у Бога на примете.
Пространство вздыбилось дугой,
Застыло время у могилы той...
Какою думою он был томим,
Какой простор открылся перед ним?
И устремлён он, и порывист так,
Лишь покрывало усмиряло шаг.
Он сердце вырвал и вознёс на плаху,
И не было в том сердце места страху.
Он жил и громко, и тревожно,
Всё было в нём неосторожно,
Не выверено. На износ!
И кто-то на него строчил донос,
Рукой неверной подправляя даты.
Сидели за столом магнаты,
Судьбу вершили и решили -
Тому не быть! Но усмирить
Не должно страстное влеченье,
И вот пришло разоблаченье...
Мы будем петь его во все века.
Его душа сверкать не перестала.
Ты отдохни, родимый наш, пока
Заря грядущей эры не настала.
Он спешил и успел -
Его жизнь завершилась.
25 января 1995 года,
Москва, Ваганьковское Кладбище