Кривляются звезды, ломая фальшивые пальцы,
А мне остается достать маникюрный пинцетик,
И вынуть занозу – а может, оставить? Остаться?
На чистых лицейских полях неособой отметкой.
Ты вынул меня из шкатулки, поставил на полку,
А я так томлюсь по его золотым эполетам,
Губам оловянно - эоловым, что без умолку
Ловили шелка моих локонов; кружевом бледным
Предчувствие кралось под грудью, кололось булавкой,
Мундирские звезды пятная игрушечной кровью…
Была бы дешевкой – валялась, терзалась под лавкой,
Была бы кровей голубых – то была б безголовой,
А я – лишь актриса, не плачут по мне эшафоты,
Мне мил офицер оловянный, министр просвещенья,
Они мне целуют колени, но любят кого-то,
Кого позволяет любить честь мундира и мнение...
Мне боль незнакома, мне проще исчезнуть с картинки,
Как ногтем отточенным звезды я делаю стружкой,
Так ты не заметишь меня у себя под ботинком,
Свобода легка, как полет, и всегда быть ненужным -
Тому, кто берет тебя в руки, лишенные власти,
Тому, кто у букв узнает о присутствии неба,
И сердце, которое наскоро сшито для счастья,
В учебниках выглядит глупо, смешно и нелепо.
Что сделала я, исколов твое сердце булавкой,
Ты прячешь лицо у меня на плече в этой книжке,
История жизни моей не нуждается в правке,
Хотя и придумана, хоть и надумана слишком…