Антонио Мачадо. Цикл сонетов

Геннадий Зельдович
I.

По сердцу, как по сотне перепутий,
Прошли гурьбой и где-то исчезали
Сто человек, мечтавших об уюте,
Как пассажир мечтает на вокзале.

И, пыль на раздорожьях баламутя,
Они ее несли — под паруса ли,
На тропы ли, на каменные крути —
И так по миру сердце разбросали.

И как пчела спешит вернуться к сотам,
Когда кружится, в крике охрипая,
Воронья стая по небу пустому, —

Так сердце возвращается к заботам,
Неся обратно все нектары мая
И выцветшего вечера оскому.



II.

Ты в путь пойдешь за дивом Компостелы,
Но и дорога радовать готова:
Среди лугов, где тополи как стрелы,
Встает гора, сиренево-медова.

По осени подернется сусалью
Подножье великана-часового,
И без помарки высиненной далью
Он, каменистый, властвует сурово.

Борзая свора рыщет по равнине,
А там — предгорья, и на горном склоне,
Последыш рода, вымершего ныне,

Проскачет егерь тенью посторонней.
Войди тогда, когда в вечерней стыни
Затеплится фонарик на балконе.



III.

Твой разум баламучу я упрямо:
Ведь жизнь струится, и потоку трудно
Нести к морям построенное судно,
Не вынося ни рухляди, ни шлама.

Промчится буря, но ее обломки
Швыряет вон, забывши о невзгоде,
Едва у туч на сером небосводе
Означатся искорчатые кромки.

Стремится жизнь в неведомое море,
Но и другое русло не лукаво;
И в струйке родничковой, переспоря

Потоки, что годны для лесосплава,
По камешкам, под небом из лазори
Твоя звенит немолкнущая слава.



IV.

О свет Севильи... Особняк, в котором
Я родился; журчанье водотока.
Усы прямые, и чело высоко —
Сидит отец за письменным прибором.

Он пишет, он скользит по книге взглядом.
Движенья молоды, неторопливы.
Встает, выходит и гуляет садом,
То бормоча, то выводя мотивы.

Огромных глаз встревоженные взоры
Блуждают словно в поисках опоры,
Но пусто все, везде одно и то же...

И потому от образов старинных
Они стремятся в будущность — о Боже! —
И замирают на моих сединах.



V.

Беги любви безропотной, унылой,
Без ослепленья, муки и тревоги:
Ее страшат надежные залоги,
Но лишь безумье наполняет силой.

Кто шлет проклятья мальчику и стрелам,
Чье зренье не ослеплено, а старо,
Кто мыслит жар, не разжигая жара, —
Тот греется лишь пеплом отгорелым.

И только пепел, только пепел встретя,
Изверится в надежде неуклюжей,
Что будет плод, где не было соцветий;

И смотрит в доме, просквоженном стужей,
На муть зеркал, на комнатушки-клети,
На пустоту везде одну и ту же...