Наташе Малининой
Он вдруг теряется из виду,
апрель – бесследно, в промельк дня.
Всё выхожу, и всё не выйду
на зов его, всё слышу кривду
дворов, где звуки – западня,
где осень днесь и неизбывно
шуршит у мусорных бачков,
в листве сырой и сиротливой,
о чем-то плещущей пугливо,
и на губах, что табачком,
горчинкой речи, ветром сушит,
а потому и голос глух.
…Расслышать, вслушаться и слушать
всхлип претворенной в слякоть суши,
читать, как мантру, осень вслух –
кто на такое же безумье
сподоблен? в чьих теперь пропал
глазах зеленых?.. Нарисуй мне
всё не помянутое всуе,
в своем пейзаже – сквер, тропа…
Художник мой спешит навстречу,
и мы по собственным следам
вчерашний ищем день весь вечер,
и от троллейбусной конечной
бредем к излюбленным прудам.
Там, в нарисованном апреле,
меня ты за руку берешь,
и звезды тают еле-еле,
и всё, как мы с тобой хотели,
и взглядом взгляд не зачерпнешь…
Но ты теряешься из виду
внезапно… я же, муравей,
вдохнувший ветра стылый выдох,
всё выхожу, и всё не выйду
из вязкой осени своей…