1.
Ты, чистая невеста тишины,
Приемыш скромный медленных времён,
Плетёшь искусней сказки старины,
Чем этот стих рифмованный сплетён.
О кто они, увитые листвой
Таинственные призраки твои?
Мужи ли, боги ли пустились в пляс?
Кто эти девы, что бегут любви?
И чьих свирелей звук, тимпанов бой
Рождает этот бешеный экстаз?
2.
Пленительна немолкнущая трель,
Беззвучная – пленительней, нежней.
Играй же, несравненная свирель,
Но не для слуха – для души моей!
Твоей, о юность, песни не прервать.
Беги вослед терзающей мечте,
Влюблённый Пан, не отставай, смелей:
Пусть этих губ тебе не целовать,
Будь рад тому, что не укрыться ей,
Что не померкнуть гордой красоте.
3.
Блаженные деревья! Ваших крон
Весна не оставляет никогда;
Счастливый музыкант не утомлён,
Свирели песня – вечно молода.
Ещё любви! Ликующих минут
И наслаждений – всех её щедрот.
Не казней неизбежных и наград
Страстей земных, что беспощадно жгут
Горячий лоб и пересохший рот,
И сердце разрывают и томят!
4.
Куда идёшь ты, неизвестный жрец?
К зелёным алтарям каких богов?
Кому мычащий обречён телец,
Украшенный гирляндами цветов?
Какое торжество сейчас влечёт
С приморских улиц, опустевших вдруг,
От жарких споров и мирских суЕт –
К акрополю ликующий народ?
Скажи, молю! Но ни души вокруг,
Ни возгласа, ни шёпота в ответ.
5.
О, Аттика! Чем старше, тем живей
Недвижный мрамор несравненных тел
В тени неувядающих ветвей;
Не говори про смертный наш удел,
Застывшая в столетьях Пастораль!
Когда быльём нас время занесёт,
Поведай им, пришедшим заменять
Своей печалью – прошлую печаль:
«В прекрасном – истина», - и это – всё,
Что знаешь ты. И всё, что важно знать.
* Автор перевода выражает искреннюю благодарность Александру Ситницкому за внесенные поправки и переносит их сюда.
JOHN KEATS. ODE ON A GRECIAN URN
1.
Thou still unravish’d bride of quietness,
Thou foster-child of silence and slow time,
Sylvan historian, who canst thus express
A flowery tale more sweetly than our rhyme:
What leaf-fring’d legend haunt about thy shape
Of deities or mortals, or of both,
In Tempe or the dales of Arcady?
What men or gods are these? What maidens loth?
What mad pursuit? What struggle to escape?
What pipes and timbrels? What wild extasy?
2.
Heard melodies are sweet, but those unheard
Are sweeter; therefore, ye soft pipes, play on;
Not to the sensual ear, but, more endear’d,
Pipe to the spirit ditties of no tone:
Fair youth, beneath the trees, thou canst not leave
Thy song, nor ever can those trees be bare;
Bold Lover, never, never canst thou kiss,
Though winning near the goal – yet, do not grieve;
She cannot fade, though thou hast not thy bliss,
For ever wilt thou love, and she be fair!
3.
Ah, happy, happy boughs! that cannot shed
Your leaves, nor ever bid the Spring adieu;
And, happy melodist, unwearied,
For ever piping songs for ever new;
More happy love! more happy, happy love!
For ever warm and still to be enjoy’d,
For ever panting, and for ever young;
All breathing human passion far above,
That leaves a heart high-sorrowful and cloy’d,
A burning forehead, and a parching tongue.
4.
Who are these coming to the sacrifice?
To what green altar, O mysterious priest,
Lead’st thou that heifer lowing at the skies,
And all her silken flanks with garlands drest?
What little town by river or sea shore,
Or mountain-built with placeful citadel,
Is emptied of this folk, this pious morn?
And, little town, thy streets for evermore
Will silent be; and not a soul to tell
Why thou art desolate can e’er return.
5.
O Attic shape! Fair attitude! with brede
Of marble men and maidens overwrought,
With forest branches and the trodden weed;
Thou, silent form, dost tease us out of thought
As doth eternity: Cold Pastoral!
When old age shall this generation waste,
Thou shalt remain, in midst of other woe
Than ours, a friend to man, to whom thou say’st,
“Beauty is truth, truth beauty”, - that is all
Ye know on earth, and all ye need to know.