_ _ _
Отшумели в деревне метели,
и ручьи отбежали, звеня.
Без меня журавли прилетели,
да и лето пришло без меня.
За деревней всё так же уныло
зреет в поле не рожь, а осот.
Да на кладбище восемь могилок
за прошедший добавилось год.
Кто – от старости, кто по болезни,
кто по пьянке (наш русский недуг!)
в гроб сыграл… И один мой ровесник
от своих – жизнь замучила – рук.
За год восемь могил – это много.
Вся деревня – дворов пятьдесят.
Потому-то печаль и тревога
по-над каждым домишком висят.
-Что за мор? – земляков я пытаю.
Чуя жалость в вопросе моём,
отвечают: - Да жись-то худая,
потому, понимаешь, и мрём.
Прежде будущность нас не страшила
и не плакались мы на судьбу.
А теперь… с горя хряпнешь, вон, «шила»*
и уснешь… на погосте, в гробу.
-Видишь сам же: не пашем, не сеем.
Ладно, если б одни только мы,
но такое по всей, вон, Рассее.
Дай-ка сотенку лучше – взаймы…
Отказать землякам я не смею,
сто рублей для меня – не вопрос.
Сам не раз ведь зелёному змею
вместе с ними накручивал хвост.
Пусть они мне и не одногодки,
пусть помладше – в том разницы нет…
-Да не «шила» купите, а водки, -
им, счастливым, бросаю я вслед.
Моя реплика их рассмешила:
-Сам похмельным-то что? – не бывал?
…Ну, конечно, они купят «шила» –
и дешевле, и бьёт наповал!
Наповал – пол мужицкой России
за десяток – не более – лет
не небесные стрелы скосили,
и не полчища вражии - нет! -
а вот это проклятое «шило»,
безысходность, нужда да тоска…
И какие-то восемь могилок
для страны моей, что широка,
как в той песне – оно не смертельно,
капля в море, не более – да.
Но в масштабе деревни отдельной
это – много, и это – беда
для меня. С каждым холмиком новым,
с каждой новой могилкою – с ней
разрушается жизни основа,
и становится меньше, бедней
мир – мой мир, деревенский, любимый
мной вчера, и сегодня, и впредь,
все страшнее и больше делимый
на неё – беспощадную смерть.
Сколько этому миру осталось?
Неужели он – мимо и прочь ?…
На душе – и тревога, и жалость,
и бессилие чем-то помочь…
* «шило» технический спирт, который можно купить в каждой северной деревне
_ _ _